НИ ПУХА, НИ ПЕРА…
«Птицы - не люди, и не понять им,
что нас вдаль влечёт...»
(Песня, к/ф «Золото Маккены»)
«В удачу поверьте - и дело с концом!
Да здравствует ветер, который в лицо!
И нет нам покоя, гори, но живи!
Погоня, погоня, погоня, погоня
В горячей крови!»
(Рождественский Р. Погоня. Песня,
к/ф «Новые приключения неуловимых»)
«– Стреляй, Глеб Егорыч, уйдут, проклятые!..
– плачущим голосом говорил Копытин»
(Вайнеры А. и Г. Эра милосердия)
Ни для кого не
секрет, что, находясь в экспедициях, люди охотились. Кто-то из читателей скажет
– браконьерили. Не соглашусь. Бывало, конечно, валили сайгу и с целью
последующего привоза свежатинки домой, на базу. Да, предпринимались иной раз попытки
соответствующего плана, несмотря на милицейские заслоны. Но такие случаи прорыва
были редки, разве что, ежели, выпадало полевикам возвращаться на базу в
холодное время года, к празднику, например, к 7 ноября или под там Новый год. А
если летом возвращаешься из поля – чего ты привезешь? За многие сотни километров
не то, что до базы, до первого милицейского кордона любая свежатинка даст такой амбре, что впору
только для медведя становится аппетитным гостинцем. Медведи очень даже уважают
такое мясцо, когда с тухлинкой. Но то - медведи. А мы - люди и нам порой хотелось
какого-нибудь свеженького приварка к макаронам, кашам и борщам, ибо
классический геологический и солдатский продукт, который называется тушёнка, имеет,
при всех своих несомненных достоинствах, один существенный недостаток: она
приедается. И потому мы, конечно, алчно рыскали в окружающем нас пространстве в
поисках калорийных пищевых добавок для своего стола. Для собственного
пропитания, грубо говоря, рыскали, а не с целью наживы. 
Так что не браконьерили
мы. Не надо этих слов здесь произносить. Мы просто пополняли свой пищевой рацион
различными доступными нам способами – вот так будет правильнее. Собирали грибы по
весне и черепах, ловили рыбу в реках и озерах (тут столько технологий
существовало, я как-нибудь расскажу), а также охотились: зайчишки, утки, гуси,
фазаны, сайгаки, барсуки... Животный мир Казахстана довольно разнообразен и в
пищу шло многое. Была у нас в ходу даже такая пословица: в поле и жук мясо.
Шутили. Само собой, жуков мы не ели – слишком уж экстремальной была такая пища,
на любителя, как говориться, хотя, иной раз, до отвала наевшись свежей
сайгачатины и лениво ковыряя в зубах после обеда, мы полушутя-полусерьёзно рассуждали
о том, что вот-де в Африке едят саранчу и неплохо бы попробовать местных
здешних кузнечиков, которых в степи было более чем, обжарив предварительно этих
прыгунов в кипящем растительном масле… Но, к счастью, за пределы теоретических послеобеденных
умствований такие экзотические кулинарные мечтания не выходили и на практике
так и не воплотились в реальные блюда, за что я судьбе, несомненно, благодарен.
Хотя с другой стороны, я креветок уважаю с пивом, а ведь креветка тоже, как не
крути, а - сильно смахивает... Говаривал, бывало, мой школьный приятель Толик Кривенко, сидя в пивбаре: "Вот ведь насекомое, а - приятно!". Но в данной
новелле я хотел рассказать не о насекомых и так похожих на них внешне некоторых ракообразных… Речь поведём о птицах, как объекте
охоты. Птиц много всяких попадалось.
Однажды как-то
я взялся изготавливать чучело подстреленного коршуна, и с самой серьезной миной
на лице, шутки ради, поведал любопытным студенткам - 
практиканткам, что собираюсь
потушить зазевавшегося и опрокинутого наземь стервятника с картошкой, чем привел
девчонок в неописуемый ужас. Ибо тушка коршуна, хотя и была жирная и аппетитная
на вид, но… Знаете, сказать, что она пахла, было бы не совсем правильно. Она
воняла, воняла густо и стойко, тот еще был запашок! Руки после этой «операции»
мне пришлось тщательно отмывать хозяйственным мылом и каустической содой, дабы
быть допущенным к столу. А нож, которым я свежевал коршуна, буровики выбросили,
пригрозив в случае повторения подобных таксидермических экспериментов огорчить меня… К предупреждению
буровиков я отнесся серьёзно и впредь подобных опытов не ставил. А буровики еще
долго за обеденным столом потешались над студентками, начиная тревожно шевелить
ноздрями и вопрошать: Да никак опять коршуном пахнет? Снова неугомонный
Владимир пытается накормить ничего не подозревающий народ экзотическим мясцом?!
Или вот как-то
еще случай был. Однажды мы ловили голубей и галок сетями в степи. Не
приходилось так охотиться? Как-то буровики углядели, что большая стая голубей и
галок пролетала мимо буровой под вечер, где-то, очевидно, устраиваясь на
ночлег. Но ладно бы, если птицы улетали в сторону аула. Понять можно. Но – нет,
уходят в степь. Загадка, тайна… Однако мы со старшим мастером Богатыревым
Анатолием решили не оставлять эту тайну без разгадки, потому как оба были пытливые
умом. Этого у нас нельзя было отнять. И однажды мы не поленились и рванули на
автомобиле за птичьей стаей вдогон. И что же оказалось? На просторах бескрайней
степи мы обнаружили два старых, бог весть кем и когда вырытых и заброшенных,
еще, по-видимому, во времена Чингисхана, колодца. Расположены колодцы были в
нескольких метрах друг от друга. И вот в них-то, в этих старых колодцах, в глиняных
стенах птицами были вырыты неглубокие отнорки и уступы, где хитроумные пернатые
и определились на ПМЖ, как пишут в милицейских протоколах, то есть на постоянное
место жительства. Гнезда в стенах колодца были недосягаемы ни для четвероногих,
ни для пернатых хищников. И потому птицы явно жировали, не заботясь о своей
безопасности. Но человек – хищник совершенно иного плана, это мерекающий хищник…
Тут пернатое сообщество ощутимо дало маху… Осмотрели мы с поверхности этот нестандартный
птичий мегаполис, потаращились в страшноватое нутро подземных сооружений (не
дай бог туда завалиться!), посовещались… Остальное - дело техники. И на
следующий день вечерком мы несколько расширенным составом подъехали к этим
заброшенным гидротехническим сооружениям с сетями и ружьем. Сети были наподобие
волейбольных, рвань сплошная, а не сети. Но нам и этого рванья хватило, чтобы кое-как
перекрыть горловины обеих колодцев. Мастер Анатолий пальнул холостыми зарядами из
ружья по очереди в колодцы. Эх, тут и началось!! Птичий переполох! Очень похоже
на нынешние разгоны бравыми омоновцами демонстраций, которые по телеящику
показывают. Полный караул, словом. Смешанная птичья стая, весь этот шумно
хлопающий крыльями галко-голубятник рванул разом в отверстия колодцев на выход.
Сети наши даже вздулись, приподнявшись над землёй. Концы одной из сетей ребята не
удержали из-за чрезмерного волнения, спешки и боязни свалиться в возникшей
суматохе в колодец, а также из-за неудержимого птичьего стремления к свободе. Воспользовавшись
этим, пернатый народ большей частью обрел свободу, отделавшись десятком
запутавшихся в сети особей, тех, кому отчаянно и трагически не повезло сегодня в
этом прекраснейшем из миров. Но охотничье счастье переменчиво и во втором
колодце успех нам сопутствовал. Конечно, через сетевые дыры и прорехи много
птиц вырвалось на свободу, уйдя в небесный простор, но и оставшегося количества
нам вполне хватило для удовлетворения охотничьего азарта. И вот что интересно:
голубь молча, по-мужски, как настоящий партизан, ждет своего трагического конца.
А вот галка - та не сдается. Начинает трепыхаться, царапаться когтями, орать и
каркать совсем по – вороньи. Хотя, что тут удивительного? Она, галка, относится
ведь к семейству врановых. Близкая родственница вороны и сама такая же черненькая,
с кокетливым сереньким «полушалочком» на шейке и грудке. И вкусная.
На вкус галка даже лучше голубя, потому как мясо галки намного жирнее суховатого голубиного. Когда мы утречком, после той удачной сетевой облавы, сидели за столом в вагончике и завтракали свежим птичьим мясом, в дверях появился помощник бурильщика Миша. Фамилии его я уже не помню, он татарин был по национальности и немножко с акцентом разговаривал. А в это время один их буровиков, с аппетитом перемалывая крепкими зубами птичку тушку, взглянул на Мишу и довольно правдоподобно изобразил воронье карканье: Кх-а-р-р! Это произвело на Мишу удивительный эффект: с трудом подавляя отвращение, он с брезгливостью сказал поварихе тете Вале:
- Я ваш варона есть не буду! Суп налей, пожалуйста.
Тетя Валя ему ответила:
– А давай-ка я тебе, Миша, голубя положу. Голубя будешь кушать?
Миша на мгновение задумался:
- Голуба? Ну, голуб можно… Э-э, стой, тетя Валя! – вдруг неожиданно всполошился он. – Как ты его узнаешь?! Голуб это или галька? Они ведь голий все!
То есть Миша имел в виду, что приготовленные птички были без перьев. Это, конечно, вызвало новый приступ смеха у буровиков, здоровья им было не занимать и потому радость и веселье пёрли из них, словно подошедшее тесто из квашни. Им кувалду покажи – так они всё равно будут ржать, словно лошади на пастбище. Молодость…
– Теть Валя, свари Мише голубя в перьях. В отдельной, конечно посудине. Жаль, Кабыздох (это буровой пёс) сожрал головки. А то можно было бы примерить их к тушкам, чтобы не ошибиться.
Словом, несли ребята всякую чушь и ахинею, потому как были молоды и веселы. А молодости свойственны розыгрыши, подначки и всяческие хохмы и даже неадекватные поступки. Был известен такой случай, когда ухари–водители накормили сторожа перевалочной базы нашей экспедиции обычными воронами, поджарив их и подав к столу под видом фазанов. Хотя под водку чего не съешь? Как-нибудь расскажу, что можно съесть под водку, потешная и перпендикулярная была история… Правда, не связанная с птицами. Так что в другой раз.
А сейчас пытаюсь
вам рассказывать об охоте на пернатых. Вообще птичья охота разной бывает и
порой даже весьма непредсказуемой. Конечно, я не берусь оспаривать лавры
знаменитых охотников - Тургенева, Некрасова, Аксакова и прочих классиков, кои
об охоте столько хорошего, интересного и поучительного рассказали потомкам,
что, кажется, и добавить вроде бы уже нечего. Но они, классики-то, жили давно.
Времена тогда были совсем другие, с нашими не сравнить. И охота тогда, раньше,
была другой, классической: пешочком,
с ружьишком; классики созерцали окружающие просторы и 
более любовались
природой, нежели занимались душегубством. Иное было время, что и говорить.
Сейчас же век скоростей. А просторы казахских степей настолько обширны, что
можно месяцами бродить, не встретив родничка, чтобы водички попить, или там
дичинки какой поблизости. Вдалеке – да, увидеть можно, и много всякой дичи. Но
как ты к ней подойдешь на открытом пространстве? Вот в чем вопрос. Потому и
охота в наше время несколько иная, с применением техсредств, без которых
человек в степи не то что останется без трофеев, а даже очень легко и сам затеряется
и пропадет.
Птицу мы бивали и едали всякую и разную. Но деликатесной считалась дрофа, дудак, если попроще. Дудак – птица большая, трофей серьёзный и древний, эоценовых еще времён. Нечто вроде индюка. Только покрупнее будет, окраской светлых, палевых тонов – пастельных, как говаривал Фима Шифрин, эстрадный затейник, да и в ногах дудак повыше индюка... Биолог Игорь Акимушкин утверждает, что иной петух-дудак весом с небольшую косулю бывает. И это соответствует действительности, сам свидетель. Можно сказать даже так: дрофа – это страус наших степей.
Дудака и я как-то подстрелил. Здоровый такой дудачище оказался, когда его за сустав крыла взял, приподняв вверх, так второе крыло даже от земли не оторвалось, лежало. Дрофа – птица не только вкусная, но также хитрая и осторожная, к себе близко запросто так не подпустит пешего или конного, если, конечно, не токует в этот момент. Птицы – они словно люди, очень беспечны в моменты влюбленности.
Но брачный период у дроф давно прошел, и потому встреченный нами дудак бдительно посматривал по сторонам, оценивая обстановку. В степи человека издалека видно. Но мне тогда повезло. Мы с трактористом нашего бурового отряда, по имени Никанор, ехали на тракторе С-100 за каким-то чертом куда-то. Ах, да, на старую точку мы ехали, чтобы прибуксировать оставшийся прицеп с оборудованием. Ну, я на всякий случай одностволку, мултук по-казахски, прихватил с собой в кабину трактора и к ней три патрона. Стрелок из охотничьего ружья я был так себе, средний… Но если звезды складывались благоприятным образом, то я иногда бывал вовсе неплох в стрельбе. А в тот раз дудак купился на трактор и близко подпустил нас к себе. Никанор, бывалый и опытный танкист, ловко довернул грохочущее и лязгающее гусеницами чудо, предоставив мне тем самым отличную возможность завалить здоровенного дудака. И я свой шанс реализовал самым наилучшим образом: грохнул из допотопного мултука прямо из кабины в силуэт красавца-дудака, шагавшего по пологому склону пригорка на фоне закатного неба. Радости нашей не было предела. Казалось, наш старенький С-100 летел, словно танк в фильме «Трактористы»! Мы быстро успели добраться до старой точки, зацепить прицеп и приволочь его к месту назначения – так нам не терпелось похвалиться трофеем! А трофей – трофей был на зависть! Жаль, наступил уже поздний вечер, фотовспышки у меня с собой не было, и я не успел зафиксировать на фотопленку свой замечательный охотничий трофей, о чем до сих пор жалею. Остается вот только рассказывать о том давнем случае…
Однако не всё и не всегда так благополучно складывается на охоте, хочу я вам сказать. Даже при соблюдении всех правил техники безопасности и даже при достаточном уровне трезвости участников охоты. И не совсем правы те, кто считает, будто опасность грозит охотнику только при поединке с медведем или кабаном. Как бы не так! Охота на пернатых не менее опасна и драматична. Вот был однажды случай…
Приехала как-то в буровую бригаду новая геологиня. Она окончила университет, до приезда в нашу экспедицию успела побывать на практике в экспедициях в таежной Сибири, и считала себя уже бывалым геологом. Росту она была несколько выше среднего, стройная фигуристая блондинка, с начальственными нотками в голосе. С другой стороны, оно как бы и правильно – начальственные нотки в голосе нужны, чтобы сразу поставить на место частенько забывающих о субординации разбитных буровиков. Но тут следует сразу же сказать: палку в этом вопросе тоже не след перегибать. Ибо сложится впоследствии определенное мнение, могут и кличку обидную дать и – пиши пропало… Потому как потащится весь этот негативно-насмешливый «хвост» за тобой из бригады в бригаду, из отряда отряд. Нет, работать ты, конечно, будешь, и указания твои выполнять будут, но… как бы вам это сказать, будет наличествовать дискомфорт определённого плана. С вами никто не потолкует по душам при случае, на ваш вопрос не по работе зачастую отмолчатся или же ответят неискренне. А то и обидно-насмешливо. Да и подковырнут вас при случае тоже… Следовательно, нежелательно так вести себя, с гонором и пренебрежением к коллективу. Окружающие вас люди очень такое поведение чувствуют, сильно не одобряют, и будут держаться по отношению к вам отстраненно. А в замкнутом коллективе, когда вокруг ни души на многие сотни километров чувствовать себя «чужаком» в коллективе – не самая лучшая перспектива. И я бы никому не советовал очутиться в подобном положении.
Но приехавшая геологиня, назовем ее Людмила, то есть Люда, таких тонкостей, возможно, не знала по молодости своей, а может, и знала, но не придавала им особого значения и потому вела себе по отношению к окружающим несколько заносчиво, хотя по своей натуре Люда – как выяснилось потом, позже, всё же была человеком добрым и отзывчивым, только вот непонятно, зачем она старалась тогда изображать из себя этакого крутого и тёртого спеца, который на голову выше всех остальных. Правда, длилось такое её поведение недолго. В аналогичных ситуациях жизнь, словно специально, помогает людям осознать свое поведение и определиться с отношением к окружающим.
Засобирались как-то буровики на охоту. Была в бригаде пара ружей, и отсюда возникло стойкое желание полакомиться свежинкой. Ну, комплект на охоту выезжает обычно такой: водитель, с ним в кабине ещё человек, обязанностью которого является добивать подранков и подбирать дичь. Наверху, в кузове, два бойца с ружьями, пристегнутые монтажными поясами к кузову. А если ночная охота, то ещё в кузове находится фарщик, или, выражаясь языком киношников, мастер по свету, управляющий фарой-прожектором. Такой вот охотничий коллектив. А тут геологиня Людмила начала напрашиваться на участие в охоте. Но такое правило есть: новеньких не берут с собой на подобные мероприятия. На рыбалку с удочкой - берут, на охоту – нет. Не принято, потому как маленько опасное это дело, охота с машины, и лишние люди в кузове вовсе ни к чему. Да и еще: человек должен сначала обтесаться в бригаде, к нему должны привыкнуть. Он должен стать своим. Что значит своим – сразу и не скажешь. Бывает так: человек молчалив, анекдоты не травит, отсыпается в свободное время, но он – свой. А бывает, балагур и заводила, но к нему очень долго присматриваются, держат как бы на расстоянии определенное время. А если человек с гонором - ну, этот в своих, скорее всего, и не будет, разве что уж какой-нибудь неординарный выпадет случай…
Вот и здесь. Не была Люда в то время своей. Пока что не была и потому её и не брали на охоту ни в какую. Нет, и весь разговор. А ей ведь хочется, молодая еще. Поучаствовать в охоте желание есть, романтика и всё такое. Она и просить, она и приказывать, а старший мастер, словно бык на корриде, уперся рогами в землю:
– Комплект у нас, Люда! Водитель – за рулем. Охотники - стреляют. Я выскакиваю из кабины, подбираю дичь, успокаиваю подранков… Ты какие функции выполнять будешь? Ножом умеешь работать? – и подковырнул.– А начальники нам там не нужны…
Ножом Люда, работать в том самом смысле, само собой, не умела и боялась такой работы. Но и съездить на охоту хотелось. В общем, не очень складывалась ситуация. Обиделась Люда. Чуть даже не заплакала. И тогда один из ребят в кузове, подмигнув остальным, сказал:
-– Люда, ладно, айда к нам в кузов, патроны подавать будешь! Старшой, давай возьмем девчонку, она же тоже человек. Хотя и начальник.
То есть всё-таки слегка издевались они над ней. Припоминали Людмиле её поведение. И старший мастер сжалился:
- Ладно, Людмила. Быстро полезай в кузов. Пристегните её, чтобы не вылетала за борт. Да смотрите там у меня, без происшествий!
Как в воду глядел. Но в тот момент разом повеселевшая Людмила в баскетбольном прыжке (рост позволял) прыгнула на колесо и, ловко перекинув ножку через борт, очутилась в кузове автомашины. Радостная Люда была, потому как пребывала в абсолютном неведении относительно кошмара, ожидавшего её в ближайшее время. Привязали Люду к переднему борту кузова, водитель Сережа Сайфулин издал крик индейца, вышедшего на тропу войны и ГАЗ-53 со второй скорости рванул в степь. Охоте был дан старт…
Эх, казахская степь! Вот где раздолье! Я как-то попал в степь в период цветения тюльпанов… И скажу так: я свою жизнь прожил не впустую, потому что я видел ЭТО - я видел цветущую степь!! Никогда не забыть те ощущения, когда едешь по красному, с редким вкраплением желтого, цветочному ковру, а вокруг, куда не глянь, только красные тюльпаны, только тюльпаны и ничего больше, и над всей этой полыхающей пламенем степью – голубое, в редких белых облаках небо. Ни конца, ни края этой красоте, этому апофеозу и буйству красок! И лишь только узенькая серая лента пыльной степной дороги, неизвестно откуда и куда идущей – единственный признак человеческой цивилизации… Тюльпаны, тюльпаны, тюльпаны без конца! У нас произрастал тюльпан Грэйга, крупный такой, размером почти с мужскую ладонь, цветок. Настоящее чудо природы! Поневоле поверишь в цивилизацию цветов, о которой так тепло и с любовью рассказал писатель Клиффорд Саймак в своём романе «Всё живое…»
Но в тот период, о котором я пытаюсь рассказать, степь уже давно отцвела, и походила своим видом и колером на серую, облезлую и полинявшую шкуру корсака, такой небольшой степной лисички.
Машина уже второй час рыскала в степи, как бог на душу положит. Все пять пар глаз пытливо ощупывали (сейчас бы сказали – сканировали) окружающее пространство. Но – тщетно. Степь была совершенно необитаема, пустынна. Ну, не совсем конечно пустынна: летали мухи, какие-то невзрачные бабочки и жуки, кузнечики и прочие, как выражался водитель Сергей, бекарасы. Но для дроби и картечи, коими были снаряжены патроны охотников, болтающихся в тряском кузове подпрыгивающего на выбоинах автомобиля, такая живность, конечно, никакого интереса не представляла. Похоже, свободный поиск грозил закончиться безрезультатно. И такое тоже бывало. Степь – она, естественно, кормилица, но не всегда же коту масленица. Бывало, и пустые щи нам приходилось хлебать, не без того…
Но тут один из охотников в кузове вдруг встрепенулся, словно золотой петушок на спице у царя Додона и, пригнувшись к кабине, заорал водителю:
- Серега!! Там! Дудаки – там!! – и порывисто потыкал указательным пальцем в направлении обнаруженной дичи.
Серёга был
водитель опытный, и два раза ему объяснять было ни к чему, он мгновенно
сгруппировался, азартно оскалился и, крутанув руль и не сбавляя скорости, заложил
вираж. От неожиданности сидевший рядом старший мастер ощутимо стукнулся
затылком о заднюю стенку кабины. Но промолчал: это – охота. Тут не до политесу
и субординации. Кузовной же народ в вертикальном положении удержали ремни.
– Йя-а-х-у-у-у!! – завопил Серега и дал газу. А газу Серега давать умел. Правда и за тормозами он следил очень строго.
С этого момента счет пошёл на секунды. Ветер засвистел в ушах, и погоня началась. О, это захватывающее, упоительно-сладостное чувство погони!.. В этот момент, в момент преследования, забываешь обо всём. И о тряске в подрыгивающем кузове, и о мошке, летящей в глаза. И о крупных кузнечиках, расплющивающихся о твой лоб… В азарте погони, этого первобытного инстинкта, который где-то очень глубоко сидит в каждом из нас, выбираясь на свет божий вот в такие моменты, ты совершенно не замечаешь, как занозы от деревянного борта автомобиля впиваются в ладони, ты вообще ничего не замечаешь, ты как бы выпадаешь из окружающей тебя действительности и не видишь ничего, кроме мелькающей впереди дичи, которую ты уже намертво «схватил» глазами. И она, эта дичь, уже наполовину твоя! Да что там наполовину!! Она уже вся твоя, еще чуть-чуть, ещё какое-то мгновение, миг – и вот она уже в твоих руках, и ты её уже никогда, никому, ни за что не уступишь!..
Машина ревела, рассекая воздух, и колесами отталкивая от себя степь. Впереди, метрах в двухстах была видна тройка дудаков размеренно идущих по степи, время от времени поднимающих что-то с земли.
Однако через мгновение дудаки своими птичьими мозгами смекнули, что дело неладно, всполошились и, шустро перебирая голенастыми ногами, начали разбег, прямо как взлетающие самолеты. Дрофа – птица тяжелая, и взлетает так же тяжело. Как, скажем, гусь, да и вообще любая крупная птица. Сначала она делает длинный разбег, помогая себе крыльями. Потом с трудом отрывается от земли, набирая высоту, и уже потом уходит в воздушный простор. Это воробей или голубь, те, взлетев, сразу же выполняют противозенитный маневр, и попробуй, подстрели их. У дудака, идущего на взлет, положение архитяжёлое – он сильно уязвим на этом отрезке траектории. На это и рассчитывали охотники – быстро приблизившись, снять птиц на взлете.
И уже ничто не могло помешать случиться неотвратимому. Машина мчалась и ревела, как смерч, дудаки помаленьку отрывались от земли, патроны вошли в стволы, охотники, сжав ружья, откинулись на поясах, расставив ноги на прыгающем и дергающемся, словно в припадке, полу кузова автомобиля. Так же и Люда, вцепившись руками в передний борт и стараясь сохранить равновесие, смотрела во все глаза на медленно, слишком медленно поднимающихся тяжелых птиц, размеренно размахивающих большими крыльями, и в душе её боролись азарт погони и жалость к таким «красивым птичкам».
Дудаки набирали высоту, мчащийся автомобиль уже почти приблизился на достаточное для ружейного выстрела расстояние. Близился самый ответственный момент охоты. Вот сейчас, еще чуть-чуть…
– Стреляй!! Стреляй, туда и растуда!! – в азарте бесновался и вопил открытым текстом старший мастер, высунувшись из кабины, стуча кулаком по дверце и совсем позабыв, что в кузове находится девушка – Стреляй, ах, давай, ах! Стреляй, уйдут! Уйдут, уйдут, ах!!
– Йа-ху-ху-у! – вторя ему, блажил в кабине водитель Сергей, скаля зубы и намертво сжимая баранку. Он строил невообразимые гримасы, топорща на лице рыжую щетину недельной давности. – Давай, мужики! Вали дудаков! Стреляй! А-а-а!!
Ду-дут! Бах! – сдвоено грохнули ружья из кузова! Есть!! Полетели перья! А вот фиг! Мимо!! Видно, только малость задело, вырвав несколько перьев из хвоста у одной из ошалело молотящих воздух крыльями громадных птиц… Эх, какая досада! Ну, не могло быть промаха, никак не могло: и расстояние близкое, и стрелки - не первый раз на охоте… Но – случилось то, что случилось! Бывает и такое. Это – охота…
А машина так же мчалась заданным курсом, а дудаки отчаянно и торопливо продолжали набирать скорость и высоту… Но машина всё же была быстрее
– А-а-а-а-а!! – дуэтом орали в кабине водитель и старший мастер, колотя свободными руками по дверцам для усиления шумового эффекта. Как группа поддержки, они, несомненно, были на высоте. Взлетающие птицы стремительно приближались.
Охотники живо полезли в карман за патронами. Как оно и бывает в спешке, дело не ладилось, патроны забрякали по оббитому металлическим листом полу кузова, выпав из карманов. Но, тем не менее, два патрона всё же были досланы и обозленные промахами охотники были полны решимости взять реванш. И взяли бы, но…
Но дудаки, к сожалению, не были смельчаками и потому изо всех сил, неимоверно напрягаясь и молотя крыльями горячий дневной воздух, перепугано рвались в спасительную высоту. Однако силы были явно не равны, ревущее страшилище с вопящими, словно обезумевшими от азарта погони людьми, настигало дудаков. Охотники, вновь расставив в стороны ноги для упора, безжалостно поднимали свои ружья. И вот дудаки уже рядом, почти над капотом автомобиля. Казалось, ещё немного и их можно было схватить руками. Уже можно различить отдельные перья… Промах был исключён. Группа поддержки в лице водителя и старшего мастера вопила на все лады, подбадривая стрелков, и даже Людмила, захваченная общим безумным ажиотажем, тоже что-то кричала и вопила.
И дудаки не выдержали такой какофонии и такого напора. Судите сами: откуда ни возьмись, вынырнуло ревущее чудо, раздались визг и крики, гром выстрелов среди ясного неба, свист пролетающей дроби… Кто может выдержать подобное?
Вот и дудаки не выдержали. Они синхронно, разом, ударили ответно из трех «стволов». «Медвежья болезнь» – она ведь не только у медведей бывает. В той или иной степени ей подвержены все животные, обладающие достаточно развитой нервной системой… И дудаки в этом плане – вовсе не исключение.
И потому летящие дрофы, ополоумев от страха, выпустили в окружающее пространство, прямо навстречу мчащемуся автомобилю, водную дисперсию не успевшей толком перевариться пищи. Ну, а свежий птичий помет – это, я вам скажу, что-то наподобие негашеной извести по ярости воздействия на слизистую оболочку. Как сейчас сказали бы тинэйджеры: «жжот нипадецки». Но даже и в то далёкое время, когда такими вот причудливыми словами не выражались даже малочисленные неграмотные люди, наших ребят «зажгло» очень даже чувствительно.
Ибо мчащаяся машина с ходу ворвалась в серовато-зеленое облако распыленных в воздухе птичьих, пардон, фекалий. И если водитель и старший мастер, мгновенно отреагировав, спрятали свои головы в кабине, то находившимся в кузове незадачливым охотникам и Людмиле досталось по полной программе. Хотя и сидевшие в кабине тоже причастились, потому как перепуганные донельзя дудаки создали своеобразное аэрозольное облако, нечто вроде объемного взрыва, от которого, как подтвердят военные, не спрячешься за укрытием.
Мне не хотелось бы, из боязни быть обвиненным в излишнем натурализме, особо расписывать состояние дел на тот момент, скажу только, что на этом погоня закончилась, а дудаки, благополучно набрав высоту, растворились в бездонном синем небе.
Ослепленные таким коварным и подлым образом, буровики-охотники, словно незадачливый циклоп Полифем, потерявший свой единственный глаз, били ладонями по металлической крыше кабины, нещадно матерясь и требуя немедленной остановки. Кричала и плакала Людмила, размазывая по лицу слезы и что-то еще. Серёга ударил по тормозам и заглушил мотор. Но тишина не воцарилась в степи, потому как в кузове вопил народ, невидяще шаря, словно слепцы на картине художника Питера Брейгеля, дрожащими руками по бортам кузова в попытке спуститься на землю.
Водитель и старший мастер помогли пострадавшим покинуть кузов. Серега спешно достал из кабины канистру с теплой водой и охотники, ругаясь сквозь зубы, принялись промывать глаза. Людмила тоже, намочив носовой платок, усиленно оттирала лицо и промывала глаза. Кое-как, потратив на непредвиденный туалет такую драгоценную в степи воду, удалось смыть с лица последствия жестокого и издевательского по форме ответного удара дудаков. Но от одежды пострадавших несло изрядно. Однако тут уже ничего нельзя было поделать, стирка одежды откладывалась пока на неопределенное время.
Водитель, успев протереть забрызганное мельчайшими капельками ветровое стекло, вместе со старшим мастером незлобиво потешался над потерпевшими и оба они, как могли, успокаивали Людмилу, которая была на грани истерики. Ну, тут её осудить трудно, такое происшествие – не самое приятное событие в жизни любого человека.
Водитель Серега, балагур и пересмешник, закурив, похохатывал, толкуя о производственном травматизме и о птичьем гуано как средстве, ускоряющем рост волос (один из охотников был ощутимо лысоват). Дескать, птичье гуано – самое лучшее удобрение, его даже за валюту покупают.
В общем, промыли глаза, умылись, немного привели себя в порядок. Люда уже почти совсем успокоилась. Но, трепетно втянув ноздрями «амбре», исходивший от её запачканной футболки, вновь начинала дрожать, как в ознобе. Стресс с ней приключился самый настоящий. А с кем бы не приключился? Но понемножку успокоилась и она. Присев на корточки, буровики перекурили и проиграли недавнюю ситуацию, пытаясь выявить допущенные ошибки. Детально провели разбор полетов, посетовали: эх, если бы не промазали тогда, первый раз… Но сделанного уже не воротишь.
А водитель Серега, сплюнув на пыльную землю и, затягиваясь горьковатым дымком «Примы», глубокомысленно произнес:
- Вот ведь дурацкая ситуация! Остались мы ни с чем, без охотничьих трофеев: действительно – ни пуха, ни пера… Это точно о нас сказано.
Оспаривать очевидное никто не стал, сидели и курили молча, переживая случившееся каждый по своему. Впечатлений всем хватало с избытком.
Серега не унимался:
– Нет, ребята, что ни говорили, а всё-таки хорошо…
– Чего хорошего-то? – недоуменно спросил один стрелков, соскребая ногтем с рукава кусочек застывшей субстанции.
– А то хорошо, что коровы не летают! – на полном серьёзе ответил Сережка и снова оглушительно захохотал. - Ну-ка, представь, три буренки в полёте над капотом машины…
Веселый был парень Сергей… Окружающие представили. У Людмилы картинка, по-видимому, получилась болей яркой и реальной, потому что ей вновь поплохело.
– Да хватит тебе, Сережа! Ну, сколько можно! – взмолилась она.
– Ладно, Люда, ладно. Ты не сердись, - ответил неунывающий водитель-балагур, - что было, то прошло. Дудак, конечно, зверь, а не птица. Его так просто не взять, и мы это сегодня почувствовали. Ладно. Пусть пока полетают, жирку поднакопят… Зато теперь ты, Люда, - своя, поскольку вписалась в коллектив. Считай, боевое крещение приняла!
Кто-то из охотников, увидев на щетинистой, сухой и пожухлой траве серовато-бурое перо дрофы, оброненное птицей в заполошном полёте, поднял его и, с намёком на галантность, поднёс перо Людмиле.
– Люда! На вот, охотничий трофей. На память! – пытаясь таким образом сгладить недавно случившееся, бубнил буровик.
Однако взгляд, которым наградила «кавалера» только-только начавшая успокаиваться геологиня, не сулил ничего хорошо, и буровик осадил коней. Тоже, додумался. Хороша «память», нечего сказать!!
– А ну-ка, дай перо мне! – попросил Серега и, протянув руку, взял перо. Повертев его в руках и обнюхав, одобрительно произнес: - Ну, вот и трофей в наличии. Хотя бы такой… А то я уже было совсем расстроился, что привезем на буровую только один запах... Самый главный трофей наш сегодняшний – это запах. – и он снова захохотал. – Такого трофея еще никто не привозил.
Он снял свою бывшую когда-то давно белой панамку и воткнул в неё бежевое, с рыжими подпалинами большое перо дудака.
– Теперь я настоящий индеец. Чингачгук, блин! - с этими 
словами он напялил панамку на голову
и, обращаясь к стрелкам, спросил: – Ну, так что, Соколиный Глаз и Меткий
Карабин, как вы насчет отмщения неразумным дудакам? Продолжим наш поиск? Отец-командир,
а ты что помалкиваешь? Какие дальнейшие планы?
Он дурашливо вскинул два пальца к виску. – Разрешите доложить, товарищ начальник - к старту готов!
Однако планов у отца-командира, то есть старшего мастера, в запасе не имелось, уж слишком неожиданными, ошеломляющими оказались результаты степной охоты, потому и никакого настроения продолжать охоту ни у кого не было. Видать, не судьба… Потому, определившись с направлением и вновь погрузившись в автомобиль, незадачливые охотники покатили в сторону буровой.
…По приезду на буровую ребята устроили небольшую помывку у ёмкости с холодной водой и постирушки. А для Людмилы повариха согрела воды на газплите и геологиня очень даже сносно, насколько позволяли полевые условия, поплескалась в тазу за брезентовым пологом, который ей установили буровики за вагончиком. Причем установили сами, без всякой просьбы с её стороны, признав, таким образом, своей. И сама Людмила после этого случая стала совсем другой, и полевики её приняли в коллектив.
А оно и правда: с чего заносится, когда все мы - люди и, как говорится, одним миром мазаны… Ну, может и не всегда по собственному желанию мазаны. И может быть, вовсе даже не миром. Но это уж кому как повезет…
Опубликовано (с небольшими сокращениями) в журнале "Начало века", 2020 год, № 1
