ЩЕМЯЩАЯ ДУШУ МЕЛОДИЯ…

«Эге-гей! Привычны руки к топорам!

(Танич М., «Лесорубы»)

Окунемся, была - не была,

В ресторанную жизнь удалую!»

(Долина Л., «В ресторане»)

«– А зачем с тобою топор?

– Топор-то зачем? – Да как же без топора нонече и ходить?

Эти приказные такие, вишь, озорники – того и гляди…»

(Пушкин А. С., «Дубровский»)

«На дальней станции сойду – трава по пояс!»

(Танич М., «На дальней станции сойду»)

История, которую я хочу вам рассказать, случилась в те самые первые, по идиотски весёлые годы перестройки, когда писком моды считались спортивные, «под Адидас», штаны китайского производства и накинутая на плечи кожаная турецкая куртка, а вынырнувшие непонятно откуда «воротилы» большого бизнеса важно, словно павлины, расхаживали в малиновых костюмах, до слёз похожих на униформу служителей заокеанских отелей. Яркое было время, пестроё. Все много смялись, расставаясь со своим прошлым. Эстрадные смехачи - затейники денно и нощно потешили народ, и окружающая жизнь сильно смахивала на весёлую ярмарку-балаган. Весело было. Потом, правда, началась стрельба, и стало как-то не до смеха. Но это было потом… Хотя на эстраде по-прежнему продолжается безудержное веселье… Ну, да шут с ней с эстрадой, не о ней речь.

Своё мы уже отсмеялись, и надо было как-то исхитряться жить в этом Королевстве Кривых Зеркал. Меня так называемая перестройка застала в Конструкторском Бюро. А поскольку КБ было союзного подчинения, то с распадом Советской империи начало заваливаться  и КБ. Потому надо было куда-то срочно определяться, и я по наводке моего старого приятеля Зволинского Юрия (см. новеллу «Загадочные свойства пирамид») окунулся в строительные дела. Тогда ведь не только ломка стереотипов была и разрушение проклятого «совка», но и много строили, вернее, перестраивали: перепланировка зданий, внутренний ремонт возникающих многочисленных офисов, компаний, частных квартир и тому подобное. Так что работы хватало. Вот я и воткнулся в один такой строительный кооператив, пообтерся несколько, ощутил себя полноценным плотником (царская, кстати, профессия, сам Император Пётр Алексеевич не гнушался браться за топор!) и... дело заладилось. То есть я пошёл из кооператива в кооператив, потому как кооперативы эти возникали словно пузыри на луже во время дождя и с такой же скоростью лопались, и хорошо ещё, если успевал получить заработанное. Суматошное время было. Время дурных, быстрых денег, которые и  улетали в никуда в ускоренном темпе…

И вот как-то подзадержался я в одном кооперативе, «Строитель» он назывался, и что удивительно – название соответствовало его деятельности. Строили мы на территории большого автопредприятия медицинско-оздоровительный комплекс, силами трех бригад. Я к тому времени уже был бригадиром и считался достаточно опытным строителем. Наша бригада сооружала большой бассейн внутри помещения, и в нём же возводила сауну, русскую баню и душевой зал. Солидный получался кус, деньги нам платили регулярно, и мы работали, не покладая рук. Кроме плотничьих работ, наличествовала кладка печей и большой объём бетонных работ. Но больше всего – облицовочных работ. Вот здесь–то я, кроме плотничьего умения, освоил ещё одну профессию – профессию укладчика кафеля. И научился класть его довольно профессионально, что на стены, что на пол. Следует заметить, это очень пригодилось мне в дальнейшем: нет-нет, я иногда «вспоминал» эту свою, одну из многих, специальность... Словом, зацепились мы за это автопредприятие крепко, и довольно-таки неплохо у нас получалось. Заказчик был удовлетворен нашими темпами и качеством работ, потому в наших отношениях царил полный консенсус, как говаривали в те времена.

А я в этот период ещё затеял у себя дома, на лоджии, ремонт. Решил - наконец-то! Всё недосуг был. - превратить лоджию в летнюю комнату, поскольку известный навык я приобрел, да и излишки материала оставались на основной работе. Улыбаться не надо, криминала здесь не было, всегда есть излишки: некондиция, остатки чего-то, что не приспособишь, или же излишне затратно по времени использование таких остатков или некондиции. Да, вот таким путём. Списывалось,  как и положено, а уж потом… Кое-что из материалов, необходимых для домашней стройки, я прикупил в хозмаге «Умелые руки», и поэтому вечерами после работы усердно упирался на лоджии. А поскольку набор инструментов у меня был один, то я, при необходимости, вечером приносил с работы некоторые свои инструменты домой. Раньше в чемоданчике – «дипломате» у меня различные бумаги были, а теперь, когда требовалось - топорик плотницкий, уровень, стамески, рубанок… Словом, таскал я в дипломате своем джентльменский плотницкий набор… Было и бумаг там немного, счета разные, документы мои личные, и деньги, ибо летом бумажник положить некуда,  карманов маловато... Потому всё лежало в чемоданчике – "дипломате", с которым я не расставался.

Стояло лето. Дома я находился один, поскольку любимая дочь уехала поступать в институт, а не менее любимая супруга укатила вместе с ней, в качестве группы поддержки. Так что я на момент событий был де-факто временным холостяком и находился на беспривязном содержании. Находиться-то я находился, однако, тем не менее, являл собой образец примерного семьянина: днём – на работе, а вечерами допоздна пилил, строгал и приколачивал. Мне хотелось все затеянные на дому стройработы закончить к приезду жены. И у меня получалось. Забегая вперед, скажу, что получилось у меня достаточно хорошо. Стенки лоджии были обшиты деревом, наличествовали откидные столик и диванчик, я даже сработал электровыжигателем на листе толстослойной фанеры большую картину «Львиный прайд». Когда-то рисовал неплохо, вот и вспомнил... Словом, очень даже получилось, и летом лоджия была любимым местом семейных чаепитий… Но это было потом, а сегодня, в рамках намеченого вечернего трудового подвига, я принес домой свой плотницкий топорик, мне надо было подтесать балки для настила пола.

А пока же, прикидывая в уме, что и как мне лучше сделать, я на скорую руку готовил себе ужин: жарил яичницу с ветчиной, резал хлеб, вскрывал пакет с молоком – уж очень сильно проголодался. Физический труд – он и больших калорий требует. Попкорн тут мало поможет, попкорн – он для хлипких телом, а при физической работе большого организма требуется еда более основательная. Я быстренько, по-мужски брутально, сервировал стол. Глотая слюнки от нетерпения, водрузил на стол снятую с плиты и аппетитно шкворчащую сковороду. Эх, попирую сейчас! Люблю повеселиться, особенно поесть. Но вдруг…

Вот я заметил: если что-то должно случиться,  оно всегда начинается вдруг. Не обошлось и на этот раз… Вдруг раздался громкий звонок входной двери.

– Кого там чёрт принес не вовремя? – с досадой  подумал я. – И поесть толком не дадут.

Гостей я никаких не ждал, так что вроде никто не должен объявиться. Но, тем не менее, звонок заполошно верещал, требуя обратить на него внимание…

– Может быть, соседям что-то понадобилось? Типа: спички, соль? – я робко тешил себя надеждой.

Но делать нечего. Звонок требовательно и настойчиво заверещал вновь. Я потащился в прихожую, и, отодвинув защёлку, распахнул дверь…

– А! Окопался тут! – с порога громко завопил мой приятель Асан Раимбеков, а попросту - Шурик. – Здорово, Вовка,  кооперативная твоя душа!

Шурик был явно навеселе. На то он и Шурик. Хороший парень Шурик, но не всегда появляется кстати, вот, например, сегодня, если честно. Я ведь намечал сегодня ударно  поработать на лоджии. Но что делать? Видать, не судьба. Тем был и хорош Шурик, что сваливался на голову, как первый снег, неожиданно. И тут уже покоя не будет. Ибо где Шурик, там разгул. Если бы существовало такое Министерство, как Министерство алкогольной пропаганды, то быть Шурику если не министром, то уж начальником главка этого гипотетического Министерства  – точно. Он, Шурик,  и мёртвого заставит напиться. Обреченно вздохнув, я посторонился, пропуская приятеля в прихожую. Шурик протиснулся в помещение и уткнул свой указательный палец мне в живот:

– Руки вверх! И не пытайтесь достать пистолет: наши люди давно сменили на вас пиджак! – балагурил он,  не давая мне опомниться. - Куда жену подевал? Люба дома? Любаня!

Я отрицательно мотнул головой.

- А где Любаня? К матери поехала?

– Её вообще нет в городе, она  уехала с дочерью вступительные экзамены сдавать…

– О как! Володя! И ты, злодей, молчал?! – он в притворном ужасе округлил  глаза. – А товарищи – хоть пропади? Товарищи ищут, где прислонить буйну голову. Почему не сказался? Тебя же убить мало!

Можно подумать, что ему помешало бы присутствие моей жены. Они с Любой вместе учились в школе, и потому супруга благоволила непутёвому Шурику, даже если он и заваливался к нам в позднее время навеселе. А навеселе Шурик заваливался часто. В основном, навеселе и заваливался.

– Да ты, я смотрю, уже где-то прислонил свою буйну голову! – буркнул я, запирая дверь. – По какому случаю гудим? Если не секрет, конечно.

Шурик встал в позу оратора-демагога и произнес, наставительно подняв указательный палец кверху:

– Не токмо куража и озорства ради, но и поправки личного здоровья для!

Выпалив эту фразу, он отбросил дурашливый тон и сказал.

– Да ладно тебе, Володя! Чего смурной такой? Давно я тебя не видел, Вовка. Думаю, дай зайду, погляжу, как ты тут.  А это так… по дороге принял пивка пару кружек, жарко ведь. Мы на юге живём, если ты не в курсе.

Я был в курсе и потому вступать в дискуссию не стал. Пиво - так пиво, пару так пару…Шурик шальной кометой носился по квартире, бестолково трогая вещи, доставая с полок и торопливо листая книги, одновременно не переставая сообщать мне новости о наших общих знакомых. Короче, неожиданно свалившийся гость нёс обычный вздор. Я в раздумье почесал затылок и тревожно шевельнул ноздрями. В воздухе отчетливо запахло моральным падением и гусарским загулом.

И, тем не менее, я был рад появлению Шурика... В последнее время, в связи с всеобщим развалом, начали ощутимо распадаться и те невидимые, и, казалось бы, достаточно крепкие связи между людьми. Кое-кто усилено пробивался наверх, не гнушаясь при этом наступить на голову соседа. Ради добычи денег люди обосабливались, и некоторые стали явно тяготиться прежними отношениями. Сгустилась зависть. Общество на глазах перерождалось, и потому временами накатывала непонятная тоска. Хотя почему непонятная? Вполне понятная была эта тоска, тоска  по уходящим временам, тоска по нормальным человеческим отношениям…

И в этой зарождающейся новой реальности, жёсткой и безжалостной, шершавой, словно рашпиль, только Шурик оставался неизменным, безалаберно верным тем забулдыжным идеалам, свойственным молодым. Вовлеченные вместе с остальной массой народа в эти крысиные бега, называемые перестройкой, мы в последнее время виделись не так уж часто. Но ведь хотелось же иногда посидеть за кружкой пива, подвести кое-какие итоги, оглянуться назад, вспомнить былое. Шурик,  в отличие от некоторых, достаточно много читал, в том числе и фантастику, к которой я питал слабость, он имел своё собственное суждение о прочитанном и увиденном вокруг. И, что немаловажно, Шурик  умел внятно и интересно выразить своё мнение, донести его до окружающих, проще говоря, язык у него был достаточно хорошо подвешен, потому и общаться с ним было очень интересно. Пока, естественно, доза выпитого не превысит разумные пределы.

Мы с Шуриком в своё время немало покатали по нашей необъятной стране, по паре кругосветок, а то и больше, намотали, чёрт-те какими делами ворочали, так что вспомнить и поговорить нам было о чём. Другой вопрос, что кружкой пива тут не обойдешься, ежели присесть с Шуриком. Присесть с Шуриком – это означало уйти в приличных размеров разгул. А вот меня подобное сегодня, ну, никак не устраивало. Не готов был я внутренне к подобному скачку, не созрел. Поработать я настроился. Но – так случилось…

Я все же попробовал перевести ворвавшийся в квартиру торнадо по имени Шурик на мирные рельсы и загасить скопившийся в нём потенциал.

– Асан, это всё потом, давай, садись, дружище, порубаем. Я как раз поужинать навострился… – тут я ухватил приятеля за рукав и потащил на кухню. Мы уселись за стол и принялись трапезничать. Одно моя «военная хитрость» не удалась. Шурик вяло поковырял вилкой в своей тарелке и, подняв на меня насмешливый взгляд, произнёс:

– Володя, ты, конечно, можешь швырнуть меня с балкона, но я не поверю, что у тебя ничего нет!

–А ты поверь… У меня много чего нет… - неопределенно ответил я, прикидываясь дурачком, хотя и прекрасно понял, куда клонит мой приятель.

– Ладно, Володя, ты не жмись. – заговорщицки подмигнул мне Шурик. – Давай, давай… Ну, сухой кусок, сам понимаешь, в горло не лезет.

Как бы в доказательство сказанному, он потыкал вилкой в яичницу, положив затем её рядом с тарелкой. Наворачивая с аппетитом, в отличие от приятеля, яичницу, я размышлял.

Выхода из создавшейся ситуации было два. Первый: выставить на стол притаившуюся в холодильнике бутылку водки или идти за такой же в магазин. Второй – выкинуть Шурика с балкона. Третьего варианта – я знал по своему богатому опыту общения с Шуриком  - не было. Я выбрал первый.

– Володя, вот за что я тебя и люблю! Вот, казалось бы, ты - хохол, значит, жлоб, по определению! Ан – нет! Есть в тебе некоторое понятие... – подковыривал меня Шурик, радостно потирая руки.

Нюхом он чуял, что ли? Хотя он же и сам же наполовину хохол, мама-то у него – украинка. Я достал стаканы, и мы приступили…

Желание ударно, по-стахановски, поработать сначала съёжилось, а потом как-то само собой улетучилось, впрочем, как и яичница. Я дополнительно достал кусок ветчины, присовокупил к нему небольшой шматок сала и сыр. Азиатская полвина моего приятеля помалкивала, а украинская урчала, вгрызалась в сало… Гульбище набирало обороты. Мы обсудили начавшиеся реформы, поговорили  о работе, вспомнили свои былые подвиги. Поговорили о наших друзьях, о школьных годах. Погоревали, что нет с нами Любы – уж она бы закуску приготовила отменную, пожелали «ни пуха, ни пера» моей дочери при сдаче вступительных экзаменов…

Мы оба лучились добром и приязнью, и чувствовали себя вполне отлично. Но тут вдруг неожиданно кончилась водка, и наш слаженный дуэт умолк, так и не допев до конца те самые «песни о Главном»… Да, как-то не совсем естественно всё получилось, не хватило какой-то малости. Произошла  некая незапланированная заминка, и разговор понемногу стал буксовать. Не рассчитали мы с Шуриком темп, увлеклись. Пришло время подведения промежуточных итогов, и мы слегка призадумались о бренности всего земного. И тут  Шурик оперся щекой на ладонь левой руки, стоящей на столе, а правой молодецки хлопнул меня по плечу:

– А не двинуть ли нам в кабак, а? – воскликнул он.

– А на кой нам кабак? - в тон ему ответил я.

Я вообще не ходок по кабакам, и не любитель ресторанной кухни. Я больше любитель на природе где – нибудь, на травке, под сенью, так сказать, дерев… Но сейчас уже поздний вечер, какая сень, к шутам? А идти в ресторан у меня желания не было, о чем я так прямо и сказал своему приятелю. Мы с Шуриком всегда общались без излишних дипломатических реверансов, как оно и положено старым, добрым приятелям. И Шурик понял это отчетливо. Но не таков он был, чтобы отступать перед трудностями...

И тут Шурик чуть было не захлебнулся потоком красноречия. Говорить он, конечно, был мастер, особенно если дело касалось выпивки, тут ему равных не было. Но и я был, словно размеренно шагающий носорог, сбить меня с пути было сложновато. Шурику пришлось основательно попотеть…

Он говорил и говорил. И я постепенно начал склоняться к его аргументам, которые кое в чём мне уже начали казаться разумными. В самом деле, был же у нас хороший вечер, но вот кончилось спиртное, и надо было как-то достойно выходить из создавшегося положения. Положение наше не могли спасти имевшиеся в наличии на тот момент в холодильнике две бутылки пива. Я о них даже упоминать не стал, не та это продукция на сегодняшний момент.

В конце концов, я махнул рукой и согласился с доводами приятеля, стахановца из меня сегодня не получилось, ибо вечер, в смысле работы, всё равно пропал. Так почему же тогда его полностью не посвятить разгулу, почему не предаться пороку и излишествам, раз уж так сложились на сегодня звёзды? Я прикидывал по-разному, но не находил изъянов в своих логических умозаключениях. Иногда я вообще большой логик. Но для этого нужен соответствующий настрой. И сегодня он у меня наличествовал, потому чаша весов, недолго поколебавшись, склонилась в сторону морального разложения...

– Ладно! – я поднялся с табурета и по-старшински скомандовал: – В кабак – так в кабак! Выходи строиться!

Я надел парадные брюки и свежую рубашку, подхватил стоявший в прихожей «дипломат», служивший мне также и в качестве кошелька, и мы решительно выступили на штурм злачных мест нашего любимого  города Чимкента.

Поскольку я, как упоминал уже, не ресторанный завсегдатай, то выбор места будущего разгула Шурик произвёл самолично, благосклонно предоставив мне профинансировать намеченное мероприятие. Было решено идти в ресторан, что располагался в гостинице «Южная». Ресторан этот я, к счастью, немного знал, как-то мне довелось размещать в гостинице «Южная» прибывших к нам на совещание делегатов, потому и ресторан я немножко помнил. Это меня несколько приободрило.

Горделиво расправив плечи, мы ввалились в сверкающее огнями помещение ресторана. Как оно и бывает в таких местах, нас слегка оглушил гул голосов, шум отодвигаемых или придвигаемых стульев, звяканье посуды. Сновали в разных направления проворные официанты. На небольшой эстраде в углу в поте лица трудился эстрадный оркестр, время от времени разражаясь очередным шлягером. Кругом шумел и веселился народ. Появившийся мэтр уважительно провел нас Шуриком к свободному столику. Начало было обнадёживающим, повезло со столиком, нормальный сервис. Мы заказали выпить и немного закусить, а сами принялись вновь обсуждать своё, мимоходом разглядывая посетителей.

Вот занятно, - подумал я между делом, – а почему, собственно, процесс приёма пищи надо обставлять именно так: шумно, прилюдно, с музыкой? Ведь совершенно неизвестно, как в последствие поведут себя поглощённая тобой пища и выпитые напитки, а вот, поди ж ты… Логичнее было шумно, с помпой обставлять тот процесс, который будет завтра утром. Тогда и можно хвалиться – дескать, всё съеденное и выпитое пошло впрок, вот он я, красавец. Но – нет же, назавтра все будут посиживать тихо, в печальном одиночестве, в полутемном крошечном заведении. И никакой тебе музыки. Хм. Странная всё-таки штука – человеческая цивилизация. Очень много нелогичного и маловразумительного… Тут я вспомнил старую шутливую славянскую пословицу: «Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати!» Ай, и мудры были пращуры! Верно просекали проблему!

Впрочем, тут вскоре принесли выпивку – вот, тоже, кстати, интересно, выпивку всегда приносят раньше, чем закуски, – и мы с Шуриком накатили. Вскоре и огни в зале ресторана засияли ярче, и звуки стали приглушеннее. Можно было разговаривать, не напрягая голосовые связки,  и мы продолжили свой нескончаемый диалог.

Говорили мы хорошо и вдумчиво, и временами даже - мудро. А вот жаль всё же, что в ресторанах нет такой услуги – предоставлять клиентам магнитофоны для записи ведущихся за столом бесед. Сколько толковых мыслей, разумных планов, искромётных шуток и интереснейшей информации пропало вот так, походя, канув в Лету! Это же какая потеря для цивилизации в целом – представить страшно! Ведь наутро, бывает и такое, как ни тужься, иной раз тяжело, а порой невозможно вспомнить даже имя своего вчерашнего визави, а уж тем паче – разговор с ним.  А ведь там было высказано столько толкового и умного… Но – что делать? Так сложилось у нас в ресторанном бизнесе. Правда, говорят, иной раз и ведётся подобная запись специальными товарищами, но совсем с другой целью. Однако мы с Шуриком ничего такого противоправного не совершали, и потому опасаться несанкционированного подслушивания у нас не было никаких оснований. Мы, расслабившись, просто культурно отдыхали. И было очень хорошо и уютно. И мир вокруг был прекрасен...

Но тут я заметил, что Шурик вдруг застыл, словно зомби, глаза у него подернулись туманной дымкой, а взгляд ушёл куда-то внутрь. Шурик явно провалился в себя, и к чему-то там прислушивался в своём внутреннем мире. Поначалу я немного опешил, а потом поднял уши торчком и с облегчением улыбнулся. Ибо Шурику в этот вечер сильно повезло. Эстрадный оркестр начал играть, и  довольно-таки прилично, знакомую мелодию. Помните эту лирическую и напевную песню на слова Михаила Танича: «На дальней станции сойду, трава – по пояс…»? Помните, да? - Хорошая песня, я согласен. Но это для нас она - просто хорошая песня. А вот мой приятель на неё западал. То есть она ему безумно нравилась, и он сразу выпадал в осадок при первых же тактах упомянутой мелодии. Так случается с людьми. Что-то хорошее, бывает,  связано с этой песней,  или же просто какие-то струнки задевает в душе слушателя песня – кажется, так бы слушал и слушал…

Словом, Шурик тащился от этой песни, он поплыл, отключившись от действительности. Приятель выпал из диалога, и теперь сидел,  чуть покачиваясь в кресле,  до тех пор, пока не угасли последние такты лирической мелодии…

– Эх, Володя! Хорошо–то как!.. – Шурик провел тыльной стороной ладони по увлажнившимся глазам и подозрительно шмыгнул носом. – Давай еще по одной... За тех, кто в пути…

И мы снова приняли на грудь, ибо тост был наш, тост командированных, а уж нам-то с Шуриком пришлось поездить по стране – будь здоров!.. Было дело, суматошные вокзалы, взлетные огни аэродромов… Тогда мы были молоды, и казалось нам, что это чудесное время никогда не кончится…Молодости свойственно заблуждаться. Но время не обманешь… Потому мы дополнительно выпили и за нашу сегодняшнюю удачу, которая ох как была нужна нам! Следом выпили за Михаила Танича – умеет же подобрать такие слова. И за композитора Шаинского, хоть он и маханул за кордон, тоже выпили. Искусство, оно как бы и того, без границ. Хотя присматриваться надо в отдельных случаях. Я имею в виду – к отдельным носителям культуры присмотреться не помешает…

Передохнув немного и поговорив о разном, мы провозгласили тост ещё за что-то или за кого-то… Процесс развивался так, как оно и бывает в таких случаях – по нарастающей…

Шурик постепенно стекленел, да и у меня значительно замедлились движения всей, как сейчас выражаются пользователи компьютеров, периферии, и стало очевидно: пора отходить на исходные рубежи. Я попытался обратить на себя внимание резво пробегавшего мимо нашего столика неутомимого бойца ресторанного фронта:

–  Будьте любезны, уважаемый, рассчитайте нас…

Тот  с достаточно правдоподобной улыбкой, живущей как бы самостоятельно на его озабоченном лице,  кивнул на ходу:

– Одну минуточку, сейчас обслужу и…

Шурик мгновенно встрепенулся, словно часовой у порохового погреба, услышавший подозрительный шорох:

 – А почему не сразу? Что за дела? Клиент всегда прав!.. – и вновь обессилено уронил голову на грудь.

По всему чувствовалось, что он готов постоять за справедливость, несмотря ни на что. И постоял бы. Ибо в такие вот моменты Шурик мог дать фору в диспутах любому. В таких случаях аргументы, контраргументы, язвительные остроты и остроумные метафоры лились из него сплошным потоком и его собеседникам, если таковые находились, было трудно устоять перед всесокрушающим напором моего приятеля. Беда в том, что именно в такой просветленный момент мог попасться собеседник совсем иного склада характера, то есть полагавшим кулак в качестве единственного достойного аргумента. И вот тут-то и могли начаться осложнения, коих я был большой противник, ибо всегда стоял за консенсус. По всему выходило, что посидели мы хорошо и достаточно результативно, а теперь настало самое время постараться с достоинством покинуть уютное заведение.

Подошел официант, профессионально что-то почиркал в блокнотике, и, оторвав листок, протянул мне. Шурик с ловкостью мартышки перехватил листок и тупо уставился на него, шевеля губами.

– А почему – вдруг?! – он с деланным возмущением он ложно вскинулся с кресла, обращаясь в пространство.

Показав кулак приятелю, и под корень подрубив его неуёмную жажду справедливости, я вынул листочек из слабо сжатых пальцев товарища. Пробежал взглядом. Конечно, мозги были затуманены алкоголем, но сквозь этот сгущавшийся туман своим мерцающим сознанием я углядел, что счёт был в целом приемлем. Лишнего ничего вроде бы в нём не просматривалось. По крайней мере, на первый взгляд, на слух и визуально, сумма была непротиворечивой и, в общем-то, подъёмной.

Я одобряюще кивнул официанту, и, нагнувшись, нашарил и поднял стоявший под столом у моей ноги «дипломат».

– Возражений нет. Сейчас рассчитаемся. – поставив «дипломат» на колени, я нажал на замки и  раскрыл свой «нестандартный» кошелёк.

Официант дёрнулся и ощутимо увеличил дистанцию между нами. Я вопросительно уставился на него. Официант же неотрывно вперился взглядом в раскрытое нутро "дипломата". Я тоже перевел свой тягучий взгляд туда. В чемоданчике, хищно сверкая острым жалом, лежал мой плотницкий топорик. Я ведь так не вынул его по приходу с работы, мне помешало появление моего весёлого приятеля. И вот теперь топор здесь, в ресторане, со мной, лежит уютно в чемоданчике и как бы даже просится в руки. Я вспомнил мрачноватую пословицу: «Наши топоры лежали до поры». А что, пришла пора, что ли? Но здесь, в шумном зале ресторана, я не стал демонстрировать ухватистость моего топорика. Хватило у меня ума не делать этого, несмотря на изрядное количество выпитого… А может, и лень было. Да и не агрессивен я в такие моменты, это вам подтвердит любой.

Но откуда это было знать официанту? Обескураженный увиденным, он  сглотнул слюну и слегка севшим голом спросил:

– Простите, а зачем вам топор в ресторане? Вы всегда так отдыхаете?

– Топор? Ну, топор… – медленно протянул я. Вот оно что напугало официанта! Вот же идиот, припёрся с топором в ресторан. – Видите ли, топор такое дело… Мало ли как повернётся обстановка. Спор там какой, или чего… Как аргумент типа… В таком вот разрезе...

И достал из кармашка чемоданчика бумажник, чтобы расплатиться по счёту.

– Ну, как аргумент, пожалуй, да. – осторожно поддержал разговор официант, вымученно улыбнувшись. – Весомо, конечно, тут особо не возразишь.

По его голосу чувствовалось, что ему очень хотелось поскорее очутиться от нас подальше. Опасная всё-таки работа у официантов…

– Вот и я о том же толкую… – сказал я, вручая деньги работнику ресторанного бизнеса. И широко, по простецки, улыбнувшись ему, добавил – Уютнее оно как-то с топором, знаете ли.  Надежнее себя чувствуешь. Увереннее шагаешь по жизни.

И ведь я нисколько не грешил против истины в тот момент, именно с топором в руках я уверено чувствовал себя в нынешней жизни: ведь им я зарабатывал свой кусок хлеба. Но какие картинки в этот момент мелькали в мозгу у изумленного официанта – это мне было неведомо. Догадываться, на какую тему были картинки, я, конечно, мог. Но зачем оно мне? У меня своих картинок - не пересмотреть. Шурик молча взирал на нас, время от времени встряхивая головой и усиленно хлопая глазами; он явно не улавливал смысл нашего разговора…

Но тут официант принял деньги, поспешно поблагодарил меня и вернул сдачу, видимо, благоразумно решив не мелочиться и не подвергать себя ненужному риску. Шурик гордо подбоченился, посчитав произошедшее полностью своей заслугой. И только после ухода официанта сработали его замедленные рефлексы.

–  А чего это он там у тебя разглядывал?

Я пододвинул к приятелю полураскрытый "чемоданчик-кошелек". Шурик, вывернув глаза, взглянул и вытаращился на меня:

– Ну, ни хрена, Володя! На кой тебе топор в ресторане? Ты меня опрокинул, дружище! Я в полнейшем недоумении. Ниччо не понял!

И этот туда же. Что-то много сегодня любопытных и непонятливых! К чему бы это? Хорошо, если к дождю, а не к драке… Пришлось и ему объяснить. Шурик выслушал и весело захохотал.

– Ну, ты дал! Силён, брат! Я знал, что ты можешь учудить, но что бы так?! С топором? В ресторан? Ты чо – Раскольников? Не-а, это уже полный финиш!

Приятель хохотал, утирая слезы. Краем глаза я заметил, что наш официант посматривает с опаской в нашу сторону. А ну как он, в припадке бдительности, шепнёт свои соображения на ухо милицейскому сержанту? Надо быстро вставать на крыло, как выражаются охотники.

– Слушай, Раскольников! - не унимался развеселившийся Шурик. – А почему я пошёл в кабак безоружный, а?

– Ладно, не переживай. В следующий раз я дам тебе гвоздодёр, фомку, как называют его в определенных кругах. – Давай-ка лучше будем потихоньку свертывать мероприятие, и выдвигаться из помещения наружу.

– А чо нам? – балагурил и хорохорился Шурик. – Мы – с топором! Кто попрёт на нас? Пусть только попробуют - враз порубим в щепки!..

– Шагай, Шурик! Порубим… Не дай бог, нарвёмся  на милицейский патруль – запросто в качестве превентивной меры нас с тобой могут закрыть на ночь в «обезьяннике». И будут стражи порядка до утра, коротая своё дежурство, задавать всякие разные вопросы. И как же буду доказывать, что я вовсе не маньяк?

Из заведения мы вышли своим ходом, и благополучно добрались до остановки троллейбуса. В салоне полупустого троллейбуса Шурик, скроив нарочито зверскую рожу, имитировал боксерские удары в мой корпус. Занимался ведь когда-то боксом, шельма. Всё было когда-то…

– Морда ты пьяная! – сказал я Шурику и дружелюбно похлопал ладонью ему по загривку.

–  И ты – тоже морда! И еще – орясина! – в ответ тепло улыбнулся приятель, вдавив кулак мне в живот.

– Значит мы с тобой – две морды!

– С топором! - подвел итог этой своеобразной перекличке Шурик, и мы рассмеялись, немножко удивив малочисленных пассажиров.

Вскоре мы сошли на остановке у магазина «Уют» и, перейдя дорогу, спустились с небольшого пригорка в мой микрорайон «Восток». Поскольку Шурик жил тогда уже в пригороде, а время было очень позднее, то, естественно, заночевать ему пришлось у меня.

Пока я готовил ему постель на диване, Шурик ошивался возле полок с книгами, таращась на корешки, хотя – даю голову на отрез! – названий книг он не различал. Но ведь – интеллектуал, потому держал марку. При этом Шурик  беспорядочно хватал руками всё, что попадалось ему на глаза из расположенного на полках: кубик Рубика, черепаший панцирь, декоративная статуэтка запорожца, часы – будильник... Часы-будильник. Часы… Часы!!

– Стой, стой, Шурик! Морда твоя нерусская! Не лапай! – завопил я, бросаясь к нему, но было уже поздно. Высунув от усердия язык, Шурик с увлечением крутил ушки будильника, выставляя его стрелки по своему пьяному уразумению.

– Шурик, ты знаешь кто?! – осерчал я. – Ты этот, как его… Ну, какого хрена ты хватаешь всё руками, словно мартышка? На кой тебе было лапать будильник? На кой тебе вертеть стрелки? Вот скажи мне, а?

– А что тут такого? – недоумённо уставился на меня приятель – Я поставил будильник на семь часов, а то стрелка стояла непонятно где. Завтра же нам на работу обоим... Чтобы не опоздать. Или ты против трудовой дисциплины?

– Поставил он на нужное время!! – я оскалил зубы и потряс в неистовой злости головой. – Поставил! Да после твоей «постановки» теперь неизвестно, когда зазвонит будильник, да и зазвонит ли он вообще! Ты понял, дундук?

Я не на шутку разозлился. Дело в том, что будильник у нас был с придурью. И стрелка звонка, была как-то очень уж хитро связана со звонком. То есть если стрелка стояла, скажем, на семь утра, то звонок раздавался не в семь утра, а, допустим в девять или в пять. Я уже точно не помню. Обычно всей этой временной разводкой занималась моя жена. Перед своим отъездом она выставила будильник на нужное время и строго-настрого запретила мне всякие манипуляции со стрелками. Мне дозволялось только заводить его по вечерам. Что я и делал. До той поры, пока в квартире не возник Шурик.

Трагизм положения усугубляло то, что мои наручные часы были в ремонте, а Шурик, буйная голова, вообще умудрялся обходиться без таковых. Они у него постоянно приходили в негодность, разбивались, терялись. Словом, не держались у него наручные часы, и Шурик уже давно махнул на происходящее рукой, не наблюдая часов, потому, возможно, и оставаясь счастливым. И получалось так, что в тот момент, когда Шурик крутанул головку перевода стрелки звонка, мы с ним оказались вне потока времени. А как следствие, после бурно проведенного вечера в ресторане, теперь вполне могли реально проспать.

Но что можно исправить в такой ситуации? И Шурик уже понял свою оплошность, да назад не вернешь содеянное. Время было нам неподвластно. Потому порешили, что утро вечера мудренее и завалились спать…

Лично я спал без сновидений, словно провалился в какую-то яму, и пробуждение была таким же неожиданным и резким. Я распахнул глаза… Ранний серый рассвет уже осторожно проникал в спальню. Я встал и подошел к окну. Раздвинул тюль. Светало - вот и всё, что я мог определить. Солнца еще не было видно из- за горизонта. Понять, который час, я, естественно, был не в силах. Чёртов Шурик, подумал я в сердцах. Как знать, может еще часок поваляться можно? Или уже пора вставать? Вот убил бы гада! Прямо тут же. Топором...

Во рту было неприятно, скверно было во рту, язык, словно наждачная бумага, царапал полость рта. Хотелось пить. Ну, погусарили вчера с Шуриком… Я вспомнил обалдевшего при виде топора официанта и ухмыльнулся. Нет, ради только одного вида  опупевшей физиономии бойца общепита стоило тащить топор в ресторан, ей-ей... Цирк! И хорошо, конечно, что всё закончилось вот так... Однако надо будить собутыльника. И я отправился трубить подъём.

К моему удивлению, Шурик поднялся довольно упруго, по-спортивному. Ну, так, тренированный организм, что тут сказать…

– Где, что? – закрутил головой Шурик, осваиваясь в утренней действительности – Сколько времени, Володя?

–А чёрт его знает... –  буркнул я. – Скрутил ты вчера башку будильнику, охламон.

– Ну, Володя, я же из лучших побуждений… Это… - вспомнив, покаянно забормотал Шурик. – Время бы надо знать… Чтобы не проспать. Начальник у нас вонючий в этом вопросе, в смысле - опозданий.

Шурик на момент событий устроился работать в какую-то фирму, занимавшуюся всем. Ну, разве что пингвинов они не разводили… Начальник и он же одновременно владелец фирмы, старательно строил свою «корпорацию». Ну, помните те самые, начальные времена? Да, потешно было смотреть со стороны: дамы, господа, наша корпорация, офисные мероприятия… Так всё преувеличено манерно, что ты! Но так было, пока не начинали идти реальные деньги. И тут всё это трогательное «корпоративное единение» и показное благолепие заканчивалось самым безобразным образом… Ладно, что об этом говорить. А вот который в действительности час? Вот вопрос вопросов! Мне и самому было бы знать нелишне. И тут я вспомнил:

– Эврика, Шурик! Есть выход! Сейчас узнаем!

Я ринулся в детскую комнату, принес в зал и поставил на пол переносной радиоприёмник-магнитолу:

 – Вот кто сейчас нам скажет точное время! Рекомендую - круглосуточная радиостанция «Маяк»! У нас приёмник постоянно на «Маяк» настроен…

–Ура! Вовка, ты – гений! – Шурик в состоянии крайнего возбуждения хлопнул меня по плечу и присел рядом с приемником на корточки, а я, воткнув вилку электрического шнура в розетку, примостился напротив него. Мы сидели с приятелем на полу, оба в трусах, словно потерпевшие кораблекрушение и выброшенные на берег моряки какого-нибудь злосчастного парохода. Как будто разжигая последней спичкой костер, мы внимательно, затаив дыхание, уставились на радиоприемник. Я нажал клавишу включения и добавил громкости. В динамиках раздалось легкое потрескивание и еле слышное шипение. Мы в недоумении переглянулись. Тишина. И тут из радиоприемника плавно полилась до боли знакомая мелодия со щемящими душу словами:

На дальней станции сойду,  трава — по пояс!

И хорошо с былым наедине бродить в полях,

Ничем, ничем не беспокоясь

По васильковой, синей тишине…

Шурик удивлённо и растроганно поднял на меня взгляд. Какая-то виноватая улыбка обозначилась на его помятом вчерашними излишествами лице. Он смущенно кашлянул, потешно сморщился,  глаза его увлажнились.

– Володя… Ты это… Это наваждение, да?  - почему-то просительно обратился он ко мне. – Володя, так не бывает. Это магнитофон, признайся, ты прокручиваешь запись?

– Нет, какая ещё запись?! – отрицательно мотнул я головой, сам несколько шокированный от такого утреннего запева. Надо же, зазвучала именно та, шуриковская песня.  – Нет, дорогой мой, это радиостанция «Маяк» нас приветствует. Уважают, стало быть, там тебя, Шурик, коли вот по утру, когда ты с похмелья, балуют тебя этаким образом…

Но Шурик не отвечал, он был в совершеннейшем трансе... Я протопал на кухню и вернулся с двумя запотевшими бутылками пива, которые смог вчера заначить.

– Держи!..  – я протянул приятелю холодную открытую бутылку. Он, не глядя, протянул руку, сжал бутылку и кивком поблагодарил. Мы разом сделали по доброму глотку, вслушиваясь в чудесную мелодию, растекающуюся по комнате и обволакивающую нас. Хотя мы находились с ним рядом, но каждый из нас был своими мыслями не здесь, а где-то очень далеко-далеко,  на той самой дальней станции, которая у каждого - своя.

На дальней станции сойду - необходимо!

С высокой ветки в детство загляну…

Ты мне опять позволь, позволь, мой край родимый,

Быть посвященным в эту тишину…

А потом нам сообщили точное время. Мы успевали. Да и пиво кончилось. И наступил новый рабочий день, со своими заботами и хлопотами. Вот и мы с Шуриком, чтобы не опоздать на работу, наскоро перекусили, чем бог послал – а он нам послал всё ту же яичницу с ветчиной и горячий, круто заваренный чай, – и торопливо вышли из подъезда. Вышли навстречу будущим железным и неуютным ветрам, вышли навстречу солнцу, которое в самом начале перестройки, как нам тогда по наивности казалось, светило всем пока одинаково. Мы были сравнительно молоды и по-своему счастливы. А в тот день – особенно. Так бывает, когда вдруг услышишь иной раз мелодию, ту самую, которая где-то глубоко в твоей душе задевает какую-то очень тонкую, потаённую струнку, и этот вновь родившийся звук потом долго-долго живёт в тебе, не утихает…

А здесь можно послушать ту самую песню, от которой "плыл" мой разгульный приятель Асан Раимбеков, или просто Шурик. Песня называется На дальней станции сойду...