О ВКУСАХ НЕ СПОРЯТ, или ГУРМАН

 

«Мне лягушку хоть сахаром облепи,

не возьму её в рот, и устрицы тоже не возьму:

я знаю, на что устрица похожа….»

(Гоголь Н., «Мертвые души»)

 

«Пропала собака, пропала собака...»

(Ламма А., «Пропала собака»)

 

«А человек так уж устроен – если он вообразит что-то …»

(Росоховатский И., «Дорога к вам»)

 

«А подобные случаи хорошо известны науке.

Вот и догадайся заранее, какие сокровенные процессы

могут идти в человеческом организме, а какие нет»

(Биленкин Д., «Дыра в стене»)

 

 

Оно и верно: бессмысленно спорить о вкусах. Хоть закричись - не переспоришь. Одному нравится это, а другому – то. Есть даже народная пословица, гласящая: кому нравится попадья, а кому - попова дочка. Так что сие есть непреложная истина: сколько людей, столько и мнений. Но я речь поведу не о вкусах и взглядах вообще, а собственно о вкусах, то есть о вкусах в сфере гастрономии, в сфере питания. Но и здесь, даже не приглядываясь чрезмерно, мы обнаружим те же самые разброд и шатание, которые в своё время заклеймил вождь мирового пролетариата. Правда, он говорил об интеллигенции, и её ориентации. Имеется в виду политическая ориентация. И был он, кстати, совершенно прав, ибо именно сегодня мы являемся свидетелями справедливости данного утверждения. А правильная мысль тем и хороша, что верно отражает суть дела и в приложении к другим областям. Например, в сфере питания. Вот здесь разброд и шатание достигают гигантского размаха, причем иной раз вовсе ничем не объяснимого. То сплошны запреты и табу, то полнейшая импровизация в выборе продуктов питания.

Считается, что китайцы едят всё: моченых мышей, кошек, протухшие – на европейский взгляд - продукты и прочую экзотику. Экзотика – это в нашем понимании, конечно. Но утверждение о всеядности китайцев не совсем верно. Много чего они едят, это факт, но не всё. Например, они не пьют молока, не едет творог. То есть не могут употреблять молочные продукты. Как говорил анархист Володя из кинофильма «Красная площадь»: так устроена анатомия их хребта. Ну, не расщепляет организм молочные ферменты, или из чего там молоко состоит. Так сложилось исторически с подданными Поднебесной. Или вот мусульмане не едят свинины. Почему, из каких соображений – а неизвестно. Коран запрещает потому что. Но - едят лошадей, как говорится, наипервейшее мясо для степняков, лучшее лакомство. А взять индейцев Северной Америки. Те еще гастрономы: спокойно употребляют в пищу четвероногих друзей – собак. Как впрочем, и уже упоминавшиеся китайцы. А вот русские люди ни лошадей, ни тем более собак не едят. Вроде и религия не запрещает, а вот, поди ж ты! Хотя, надо сказать, канувший в Лету ХХ век с его железнодорожным и воздушным сообщениями, с развитой сетью информационного обмена несколько сблизил кухни разных народов. Народы начали перенимать друг у друга понравившиеся рецепты приготовления блюд, широко использовать в своей традиционной национальной кухне дотоле вовсе неприемлемые продукты и готовить невиданные ранее блюда. А уж в наши нынешние времена, в связи с победным шествием по стране либерализма, глобализацией и очень кстати случившимся мировым кризисом как-то незаметно пересмотрены в сторону смягчения и сроки годности продуктов, и теперь даже мусорные баки и свалки стали тем местом, где можно очень даже неплохо отовариться в смысле питания, даже не будучи этническим китайцем. Часть народонаселения нашей страны вообще перешла на питание из мусорных источников, значительно потеснив из этой эколого-пищевой ниши бродячих кошек и собак. А наши всезнающие СМИ наперебой и взахлеб утверждают, что данное явление полезно и естественно, ибо сепарация населения необходима, потому как в противном случае научно - технический прогресс зачахнет, словно комнатное растение без полива, и цивилизация зайдет в тупик. Хотя, если честно признаться, я лично пока плохо понимаю, каким образом рост количества людей, питающихся из мусорных баков и вообще живущих на свалках, может способствовать космическим полетам на Марс и Сатурн. И если всё-таки будет способствовать, то насколько морально оправданны такие полёты? Впрочем, вовсе не исключено, что я просто ещё не совсем разобрался во всех хитросплетениях изворотливой  либеральной мысли и со временем, возможно, до меня дойдёт. Если, конечно, перед тем раньше я сам не дойду до питания из мусорного бака или проживания на свалке, потому что в таком случае меня, скорее всего, уже мало будет волновать вопрос, который перманентно будоражит с самого раннего детства, а именно: есть ли жизнь на Марсе.

Или вот взять употребление в пищу генетически измененных продуктов. Едим ведь, и даже с какой-то патологической жадностью чёрт знает что (а может и вправду – чёрт знает?!), и что интересно, никакая религия никому не запрещает. А ведь, по - хорошему, совершенно непонятно и неизвестно, какими в дальнейшем станут люди, употребляющие в пищу причудливую комбинацию из видоизмененных генов таракана, баобаба и, допустим, луговой моли, виртуозно встроенных умельцами - генетиками в кукурузный початок. И этот початок, образно говоря, после этой процедуры и в огне не горит, и в воде не тонет, и храниться может долго, словно мумия фараона. Тут интересные варианты прорисовываются. Очень занимательные варианты, перед которыми фантазии Иеронима Босха с его жутиками могут показаться выставкой каракулей малолеток из детсада. Может быть, у людей от употребления генетически модифицированных продуктов появятся фасеточные глаза, или откроется теменной глаз? Или голова примет форму куба а, к примеру, из причинного места рог вырастет, а тогда - ни сесть, ни лечь, и старый добрый чирей на заднице покажется милой детской забавой? Хотя, впрочем, чего это я?! Эка, куда меня унесло на крыльях фантазии! Пусть над этими вопросами потомки головы ломают, если они, головы, у них к тому времени еще будут на плечах, пусть даже и квадратные с фасеточными глазами. А нам бы со своими вопросами разобраться.

Итак, о питании. Есть или не есть - вот в чем вопрос. Если вот так, с бескомпромиссной гамлетовской решительностью, не допускающей каких-либо вариаций и колебаний вроде «как бы» или «типа», я и отвечу прямо: надо есть, то есть кушать. Потому что, в принципе, съедобно всё. Но! Но с одной существенной оговоркой. Потреблять нужно только естественные продукты. Никакой генной модификации. Темное это дело пока что. Но вот то, что естественно, я считаю - вполне употребимо. Надо только умело и творчески подойти делу. И непредвзято. Это немаловажно. А вот как раз с этим дела обстоят не ахти. Часть людей на дух не переносит незнакомые продукты, и может даже удариться в протестное голодание. Михаил Шолохов в «Поднятой целине» привел хороший пример различного поведения колхозников, которых дед Щукарь угостил супом с лягушкой. А вот будь на месте донских казачек француженки, то, глядишь, и добавки попросили бы. А после трапезы, возможно, и зацеловали бы деда до полусмерти. Не в порядке амурных отношений, до которых, говорят, так охочи француженки, а в порыве благодарности, потому как уважают во Франции лягушек. В этом вопросе нам до Европы еще расти и расти…

В своей жизни и мне довелось попробовать экзотического мясца, например, черепах, сусликов, воробьев, галок и так далее. О галках я рассказывал в новелле «Ни пуха, ни пера…» Это такая птичка из семейства врановых, с кокетливым сереньким «полушалочком» на шейке. Нормальное мясо у галки. Вкусное. Но вот только совершенно напрасно вы будете спрашивать в магазине мясо галки. Нет его в продаже, мяса галки. Почему? А не принято. И, на мой взгляд, совершенно напрасно. Мясо у галки более жирное, нежели чем у голубя. Или того же разрекламированного фазана, которого к царскому столу подавали. Мы не цари, но фазанов едали, было дело. И помногу. И скажу так - галка вкуснее. И не спорьте со мной, ибо я ел и то, и другое. А вы? Фазана ещё туда-сюда, большой натяжкой я допускаю, могли пробовать. Но вот галку… Так что принимайте на веру моё утверждение. Воробей тоже весьма неплох, но мелок, потому достаточно трудоёмок в обработке, и как-то очень уж быстро расходуется. Словно пельмени.

Да, и ещё коротенько о яйцах, и не только о птичьих. Фазаньи и перепелиные яйца в магазине, задавшись целью, найти можно. Но днем с огнем не найдешь грачиных. Именно яиц того самого грача, который птица весенняя. Я вам так скажу – неплохими вкусовыми качествами обладают данные яйца. Но почему-то незаслуженно отвергнуты. Вообще яйца - это особая тема, о них много чего можно рассказать...

Вот как-то был у меня в детстве случай. Колхозы тогда круто шли в гору, и в животноводстве дело ставилось не абы как, а на научной основе, и потому целенаправленно шло улучшение породы поголовья сельхозживотных, в том числе и овец. Вот с этой целью и начали практиковать искусственное осеменение животных. Да, но что в таком случае делать с естественными партнерами овец, с баранами, чтобы они не портили процесс доведения овечьего стада до нужной степени элитности? А очень просто этот вопрос решили: баранчиков подвергли поголовной кастрации. Ну, и естественно, в ходе кастрации образовалось некоторое количество первоклассного мясного продукта, неучтенного и как бы не существующего. Но не пропадать же ему, верно? И тогда мужики нашего села после окончания кастрации барашков затеяли вечерние посиделки, в ходе которых под небольшое количество спиртного это излишнее мясо и было употреблено во благо. Перепало и нам, мальчишкам. Мы втыкали заостренные деревянные шпажки в специфически округленные кусочки сочного нежного мяса и с удовольствием поглощали неслыханное угощение. Вкус - потрясающей!

Да много чего можно кушать! Как-то мой приятель Женя Ким угостил меня сушеной змеёй. Чем-то этот экзот-продукт поминает куриную шейку и в таком сушеном виде неплохо идет с пивом.

Из животных суслик в качестве гастрономического продукта очень даже хорош. Это такой грызун величиной с крысу. Нет, сам суслик не крыса. Крыс вроде бы едят в Индокитае, точно не знаю, да вот говорят, ещё Колумб со товарищи включали этих серых и голохвостых зверьков в свой пищевой рацион, чтобы сэкономить солонину и сухари. Но крыса - это слишком экзотично в качестве пищи даже для меня, потому каковы крысы на вкус, я не знаю. Но вот о суслике скажу так - замечательнейшее мясо! Нежное, жирное. Немножко зайчатину напоминает, но только немножко. У него свой вкус. Хорош суслик, зажаренный на вертеле, а также тушеный с картошкой. Объеденье, пальчики оближешь! Летом в конце июня суслик жиреет неимоверно, из него даже вытапливают жир, который используется в лечебных целях, как и жир сурка. В далеком детстве мы этих сусликов переловили - не счесть. Тут в двух словах не расскажешь, надо отдельный рассказ писать.

Помню, как-то период работы в Алтайской ГГЭ меня очень выручило знание повадок сусликов и приёмов охоты на них. Стоял месяц май, первая половина. Стояла и наша буровая: ждали каротаж. Старший мастер Предеин уехал на Базу, да и тоже там застрял, как и каротажники. Понятное дело, Праздники… Буровики оказались предоставлены самим себе. Как оно частенько бывает, за праздники изрядно поиздержались ребята, подчистили в карманах все рубли и теперь валялись на полках жилого вагончика, словно кашалоты, выброшенные безжалостным прибоем на берег, тяжко вздыхая, бессмысленно пуча глаза, полные безысходной тоски. Я недавно был принят на работу в эту экспедицию и это был мой первый выезд в здешнее поле. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Это я знал твердо и потому помалкивал, а сам потихоньку, словно разведчик в стане врага, копил информацию. Но, копи, не копи, а нужно занимать свое место в негласной иерархической лестнице, которая в том или ином виде, явно или нет, но существует в каждом коллективе параллельно с официальной «табелью о рангах» Легко сказать: занять своё место, но как это сделать? Хотя существовал достаточно известный способ, но после некоторых раздумий я его отмел. В бригаде я находился уже полторы недели, перед самими праздниками был послан на обсадку и последующую откачку, но – не срослось. Каротажники не прибыли, ну и дальше весь процесс встал колом. Да. Так вот, поскольку я уже был здесь некоторое время и в праздничные дни видел ребят в деле, то мне было совершенно очевидно: их не перепить. И потому этот путь я решительно забраковал. Надо было искать иные способы. Я ждал подходящего случая…

И он не замедлил представиться: выйдя из крутого алкогольного пике, народ захотел жрать. Именно так. Не есть, не кушать, а именно жрать. Ибо водка, хоть и содержит калории, но всё же не настолько калорийна, чтобы отказаться от пищи полностью. Народ был молодой, самый старший из нас, Олег Рассказов, едва дотягивал до 37 лет. И потому, выйдя из тяжкого первомайского загула, народ возжелал не легкой, на скорую руку, закуски, а именно хорошей, сытной и плотной еды. Начали проверять запасы, мести амбары, скрести по сусекам. Колобки печь, на манер старухи из известной русской сказки, мы, конечно, не собирались, но ревизию провели тщательную, в результате которой выяснилось, что, кроме десятка сухарей, завернутого в промасленную бумагу комка кулинарного жира и ведра кислой капусты, у нас, пардон, ни хрена нет. Это отрезвило ещё больше, но, сами понимаете, не насытило. Извечный российский вопрос «Что делать?» объёмно и выпукло, словно дирижабль, повис в чрезмерно насыщенном винными парами воздухе жилого вагончика. Поступило предложение вновь открыть куриную охоту. Мы стояли недалеко от колхозного скотного двора, принадлежавшему небольшому, домов на сорок, поселку. И как-то раз двое наших охломонов-буровиков, будучи в полудревесном состоянии от излишне принятого внутрь портвешка, по пьяному делу смогли догнать и пленить курицу, которая неосторожно  бродила по скотному двору. Вряд ли бы они смогли проделать этот фокус, будучи трезвыми, но вот в таком состоянии и у них, как это не странно, получилось. Курицу ту мы зажарили и съели полусырой, хрустя сухарями. И вот снова предлагалась куриная охота как средство по борьбе с голодом. Тут я не выдержал и категорически возразил против предложенного варианта, мотивируя свою позицию тем, что систематическое исчезновение хохлаток и пеструшек будет трудно списать на естественную убыль, переложив вину на коршунов, собак и кошек. Мы слишком заметные фигуры на фоне деревенского пейзажа, и при любых непонятках взоры сельчан однозначно будут обращены на нас. Возражение было принято, но куриная охота всё же не была исключена окончательно, как способ выживания в постпраздничной действительности, разве что переведена в разряд «Вариант «Омега», то бишь, на самый крайний случай…

И тут я предложил ребятам вариант уверенно беспроигрышного и не отдающего криминалом способа раздобыть мясо, то есть открыть сезон охоты на сусликов. Но выяснилось, что, будучи парнями деревенскими (База Алтайской экспедиции находилась в селе Повалиха, что в часе езды на электричке от Барнаула), ребята вообще не имели понятия об отлове сусликов как таковых. И вообще не представляли их в качестве пищевой составляющей нашего рациона. Я тут же почувствовал себя бывалым миссионером в племени примитивных дикарей, развернул бурную деятельность, и вскоре ловчая бригада в составе четырех человек выступила в чисто поле брать зверя в его логове. Суслик живет в глубокой норе, и достать его можно только поставив у входа в нору капкан (которого у нас, естественно, не было) или же влить в нору два-три ведра воды. Как я уже говорил, была ранняя весна, суслик только-только вышел из спячки и потому жира не нагулял, был худ, словно блокадная кошка, но мы решили взять количеством. Вот тут то и раскрылись мои охотничьи таланты. Парни в темпе, словно на пожаре, беспрерывно таскали воду, исправно заливая ёе в норки сусликов, а я хватал ошалевших от льющейся  в их жилища воды грызунов за шейки и несложным, отработанным с детства приёмом переводил их в разряд мясных полуфабрикатов. Живодёр! – скажет, морщась, иной читатель. Возможно. Но, простите, а что вы кушали сегодня на завтрак? Колбаску? Яичницу? А шапочка на вас, гляжу, меховая? Так что не надо осуждать. Это – жизнь, вернее, её не совсем светлые стороны. Так называемая пищевая цепочка. Тут всё естественно. Такое дело. И, не дай бог, конечно, если вдруг приземлятся как-нибудь летающие тарелки и вылезут их них пришельцы - осьминоги или пауки, короче, твари космические, то они вполне могут включить нас, венец земной Природы, в свою пищевую цепочку. если возникнет аппетит. А кто им запретит? Армия у нас уже который год как ввязалась в тяжелые изматывающие реформы, и что в результате этих реформ получится - никому пока что неизвестно, как бы военная тайна. И кто защитит нас в таком случае? ОМОН? Так он вроде бы как для внутренних разборок предназначен. И потому нам остается лишь молиться тем, кто верует, а тем, кто нет - просто уповать на то, чтобы этот чертов Контакт с иноцивилизациями как можно позднее состоялся. Не знаю, как вам, а мне бы хотелось бы ещё пожить в качестве венца Природы, а не гастрономической составляющей к столу космических пришельцев.

Но вернемся к нашим баранам… Э-э, виноват, к сусликам. Успешно закончив охоту, мы вернулись к себе на буровую. Выделив два рубля из своих стратегических запасов, я отрядил двоих буровиков в магазин за хлебом и с наказом раздобыть в деревне каким угодно способом ведро картошки и продотряду не возвращаться на буровую без оной. А тем временем я с оставшимся контингентом, у которого уже начал проявляться отблеск разума в пока ещё мутных глазах, забился в припадке кипучей гастрономической деятельности. Освежевав тушки животных - а умельцев, кроме меня, больше в бригаде не нашлось - я положил в заранее подготовленный казан кулинарный жир, найденный при ревизии, сложил туда разделанные тушки животных и процесс пошел. Вскоре вернулись и наши фуражиры, которые с полным пониманием отнеслись к поставленной перед ними задаче. Кроме хлеба и ведра картошки, они принесли ещё и несколько морковок и луковиц (о, будь благословенна русская деревня!), что было как нельзя кстати. Добавили в благоухающий сладким мясным духом казан морковочку и порезанную луковицу. Потом наступил черёд картошки. Вскоре к кухне начал подтягиваться народ, потому как из кухни пошёл такой амбрэ, что у буровиков начались желудочные спазмы…

На еду накинулись дружно, яростно, ненасытно и даже, казалось, обгрызут ложки до черенков. Только сменный мастер Олег Рассказов решительно ушёл в отказ:

- Я ваших крыс есть не буду! – отрезал он, нахмурив брови.

Решительно так сказал и подтвердил свой гастрономический демарш поеданием кислой капусты с хлебом. Но дружное сопенье, плотоядное чавканье и умильное причмокивание обедающих буровиков делали квашеную капусту еще кислее и противнее. Олег, поколебавшись, сказал негромко:

- А можно мне немного картошки?

- Отчего же нельзя? Приготовлено с запасом! - я зачерпнул поварешкой тушеной картошки, уложив её Олегу в чашку, а сверху положил тушку суслика. Олег вскинул брови, но промолчал. Оно и понятно, голод хороший повод к компромиссу. Подтянув чашку к себе, Олег принялся за картошку и как-то незаметно перешел на суслика. Пожевал задумчиво лапку, словно к чему-то прислушиваясь внутри себя, а затем уже с аппетитом захрустел костями. Зачистив свою порцию, он одобрительно цыкнул зубом:

- А ничего грызун – то! Вполне съедобно! Очень даже располагает. Хм, Володя, с тобой не пропадешь. Буду держаться к тебе поближе. – и он засмеялся добродушным смехом сытого человека.

И пошла у нас в бригаде с того дня совсем иная жизнь. Подучившись, ребята уже сами добывали и обрабатывали грызунов. Кроме отлова сусликов, которые на глазах нагуливали жир, кормясь сочной травкой, я организовал сбор березового сока, которого за ночь набирали ведра три. Посовещавшись и прикинув, мы «заняли» у нашего компрессора три ведра бензина, толкнув его жаждущим. Вырученные деньги пошли отнюдь не на водку, как это могло бы быть раньше. Нет, и ещё раз нет. На вырученные деньги мы купили сахару и приобретали хлеб по мере надобности. Всё это в сочетании с пятью литрами молока, которое нам ежевечерне наливали на ферме сердобольно, а может и с неким дальним прицелом, доярки, позволило нам продержаться до окончания таких долгих майских праздников и дождаться приезда старшего мастера с продуктами. К его удивлению, ребята отнюдь не убавили в весе, как следовало бы ожидать, а наоборот, сытно и благодушно, словно коты, щурились на солнышко, сидя на скамеечке у вагона, попыхивали сигаретами, время от времени задумчиво поглядывая в сторону молочной фермы…

С тех пор буровой контингент меня зауважал как человека бывалого, с которым не пропадешь. Хотя, на мой взгляд, чего уж тут было такого хитромудрого, если мясо практически под ногами бегало? Руку протяни… Всё дело в том, что у нас было разное детство. Я заметил одну особенность. Ребята из поселков, расположенных рядом с городами, не являются сельскими в том самом смысле этого слова, Они больше тяготеют к городской жизни, манят их всевозможные соблазны, на которые так богат город: покататься на карусели, поесть мороженного, сходить в цирк или кино. Да и просто бесцельно побродить по улицам, глазея по сторонам. Таким образом, незаметно и постепенно утрачивается сельская закваска. И потому не знали буровики такого замечательного увлечения, как охота на сусликов, которая иногда может сослужить хорошую службу и выручить в сложный и трудный жизненный период. А что касается привыкания к экзотическому мясу… Суслик чистоплотное животное, питается растениями и их семенами, очень даже симпатичный зверек, с мягкой и красивой шкуркой желтовато - палевой, в крапинку, расцветки. Это вам не страховидная нутрия, со своей крысиной харей. Но ведь едят и нутрию! Однако мне лично это далось с трудом, признаюсь честно, и желания повторить эту процедуру я по сию пору не испытываю. Не пошла для меня нутрия как источник животного белка, не пошла. Но так, в принципе, если уж прижмёт по-серьёзному, когда или сапоги кушать или нутрию, тогда конечно, отчего же? Вполне употребима и нутрия…

У нас на юге, в Чимкенте, в те времена народ жил всякий и разный, и кухни у соседствующих народов были своеобразные. Взять хотя бы корейскую… У меня было много друзей – корейцев, которые очень даже не прочь иной раз разнообразить питание в соответствии с традициями предков. В обиходе это называлось «острогать табуретку». И потому жена моя Люба неоднократно предупреждала меня о недопустимости подобных, скажем так, столярных работ:

– Смотри, Вовка, будешь есть собак – домой не приходи!

Вот так, резко и однозначно. Строгих кулинарных нравов была моя супруга, придерживалась традиционной гастрономической ориентации. Да я и сам, надо сказать, не испытывал тогда никакой тяги к этому экзотическому блюду. Мне бы, как говаривал господин Собакевич, бараний бок с кашей - вот тут бы я не возражал. Да. Так мы и жили счастливо в полной гастрономической гармонии…

Но вот как-то в воскресенье вечером к нам забежала учительница Клара Пак, наша подружка и соседка из третьего подъезда. Муж её, Пан Евгений (у корейцев жены в браке носят свою девичью фамилию), работал в нашем КБ заведующим испытательной лабораторией. Свои, значит, люди. Забежала тогда Клара и позвала нас в гости, мол, пришли ваши из КБ, давайте к нам, там мы приготовили кое-чего, посидим, пообщаемся. Ну, мы с Любой зацепили трехлитровую банку домашнего соленья (ассорти у Любы – фирменные, высший класс!) и направились в гости. Действительно, гости у Клары были, три пары и все - корейцы. Но какой тут может быть подвох? Ведь все ребята наши: Женя Ким с женой Бэлой, Лева Эм с Натальей, Шин Климентий с супругой. Гостевали по азиатски, то есть сидели на полу, поджав ноги калачиком. Летом жара держится до вечера, так что на полу оно даже как-то и попрохладней. Окна открыты, легкий ласковый сквознячок гуляет по комнатам, а Женя Пан, на правах принимающей стороны, плескает по рюмкам. На дастархане соблазнительно расположились острые корейские закуски, в том числе то самое хе, которое я весьма уважаю, разные листья квашенные, папоротник, словом, всё очень по-корейски, вкусно и душевно так. А тут Клара, хозяйка и подруга наша разлюбезная, подает горячее, густое, наваристое, приятно отдающее специями… Жаль только, что мы совсем недавно поужинали! Досада какая! Но я всё же решился чашку опорожнить, а Люба взяла себе совсем немного. Отличный был корейский супчик, как назвала его, улыбаясь, Клара. С удовольствием умял я свою порцию. Да и то, как тут не умнёшь? Рот горит от красного перца, под глазами пот выступил. Хмель понемногу в башню торкает. Чувствуется, что вот-вот та самая нирвана наступит. Вокруг приятные тебе люди, неспешная беседа, аккуратно и вовремя налитая водочка, остроумные тосты… Что и говорить, комфортно мы тогда посидели, хороший был вечер. Знаете, бывают такие вечера удачные, надолго запоминаются. Бывают. Разошлись мы уже за полночь…

На другой день, в понедельник, перед обедом Шин Климентий – а он был у нас зам. начальника КБ по научной работе - вызывал меня к себе в кабинет телефонным звонком. После взаимного обмена приветствиями Климентий задал мне неожиданный и прямой, словно черенок лопаты, вопрос:

- Владимир Иванович, а ты как отнесешься к тому, чтобы сейчас съездить на обед и откушать собачатины?

Я замялся. Предлагаемое дело для меня было внове, как я считал по своему неведению, и я, откровенно говоря, не знал, что и ответить, не готов, короче, был к такому гастрономическому кульбиту. О чём я честно и сказал своему начальнику. Теперь пришла очередь удивляться Климу Дмитриевичу. Он недоуменно вытаращил на меня глаза:

- Что значит - не готов? А вчера у Пана ты что ел?

– Как! – вскричал я, пораженный услышаным. – Вчера? Так это что, тот самый, корейский супчик? Ах, Клара, Клара Михайловна! Как же так, милая? Воистину, коварство женщины не знает предела…

Но что толку теперь горячиться? Поправить уже ничего нельзя. Как говорится, фарш невозможно провернуть назад… Да уж. И Люба, супруга моя дорогая и сторонница строгих гастрономических нравов, тоже влетела. Как она-то отнесётся, когда узнает? Ай да Клара, ай да рукодельница! Ладно, подумал я, это отложим «на потом», тут на повестке дня более животрепещущий вопрос стоит. И я одним ударом разрубил этот гордиев узел:

- Ну, если уже оскоромился, тогда чего уж тут книксены разводить? Какой разговор? Едем!

И мы в обеденный перерыв, но теперь лишь мужским составом, выдвинулись на вчерашний плацдарм. И снова перекусили неплохо. Правда, водочки всего по рюмашке махнули, потому как рабочий день. Но вот что скажу. Теперь, зная, чьё это мясо, признаюсь, ощущал некоторый дискомфорт, было дело вначале. Но, тем не менее, я стоически пересилил себя, и в конце трапезы никаких неприятных ощущений у меня не наблюдалось. Как в прочем, и в последующие разы, когда иной раз подобное подворачивалось. Кстати, и супруга моя, когда я спустя некоторое время раскрыл ей тайну корейского супчика, отнеслась на удивление спокойно, флегматично ответив мне:

- Да отвалите вы со своей «табуреткой», это вы там её ели, а я только картошки немного взяла…

Вот такая женская логика. Словом, пользуясь тем, что времени прошло достаточно, она просто поставила себе психологический блок: не ела, мол, и не приставайте. Вовсе даже неплохой приём из арсенала аутотренинга. И никакой негативной реакции на случившееся. И с Кларой они по-прежнему хорошо дружили. Хотя я ожидал обратного. Так что мы и дальше продолжали пребывать в гастрономической идиллии: я не афишировал, если что-то где-то типа как бы, а жена не проводила расследований. Короче, выражаясь современным языком, у нас налицо был статус-кво и консенсус.

Но не всегда так бывает, чтобы умиротворенно и благостно. Люди-то разные. И у них не только вкусы разнятся, но и реакция на непривычную пищу. Кстати, вспомнился мне ещё один интересный случай из области кулинарии. Случилось это в Алтайской экспедиции. Стояла  зима, а зимы в Сибири холодные, это я вам авторитетно заявляю. Холодный это край, и сдается мне, что Ермак Тимофеевич очень погорячился, присоединив оные земли к Российскому царству. Честно говоря, мне гораздо ближе и милее устремления князя Святослава, прорубавшегося к Балканам и Средиземному морю или же удалого Стеньки Разина, который на Персию ходил за зипунами. И дело вовсе не в глазастых болгарках - гречанках и не в гибких персиянках, хотя они, конечно, тоже как фактор, несомненно, играют свою роль, но, главное, в тех местах тепло и зимы практически не бывает. По крайней мере, такой лютой и бескомпромиссной, как в нашей Сибири, когда иной раз и ворона на лету замерзает. А что тогда говорить о людях? Мерзнут люди конкретно, если коротко. Холод не тетка. И не дядько. Холод вообще не родственник человеку, а его злейший недруг.

Вот и буровики, чтобы не замерзнуть, старались тепло одеваться в зимнюю пору. И потому самая популярная одежда в Сибири - это овчинный полушубок, а обувь - меховые унты. Самые теплые унты – из волчьего меха. Но где возьмешь волчью шкуру? Волку она самому нужна и потому так просто он с ней не желает расставаться, добывание волчьей шкуры – это процесс долгий, сложный и не каждому под силу. И потому в дело пошивки унтов идут шкуры ближайших и нелюбимых волком родственников – собак. Вот им-то и приходится отдуваться по полной программе.

И как-то случилось так в буровой бригаде, что один из буровиков присмотрел большого деревенского и, что главное, бесхозного пса с хорошей шкурой, да и досрочно прервал его собачью жизнь. Да, вот так, брутально и жестко. И жалко собаку, но что делать? Жизнь ведь она всякая и разная. Есть у неё, у жизни, и очень неприглядные стороны. Вот и на вас шапка из чернобурки, красивая. Лисичку приходилось видеть живую? Симпатичный зверёк, но как быть, если хочется тепло одеться и чтобы красиво? Американские кепи с длинными козырьками и дырочкой для косички, которые нам сегодня в изобилии предлагает рынок, как-то не катят у нас зимой. Мерзнет голова, даже если два-три месяца не стричься. Хотя некоторые индивидуумы, желая поскорее приобщиться к западному образу жизни, всё же пытаются щеголять в упомянутых кепках–менингитках в нашу январскую стужу. Ну, американский бог им помощь…

Итак, чтобы выжить, следует утепляться, это непреложный факт, а всякие гринписовские заморочки давайте оставим патлатым недорослям–всезнайкам и осатаневшим от невостребованности особам женского пола. В общем, не стало собаки, а предпримчивый буровик занялся выделкой шкуры. Там технология особая при выделке, но к теме рассказа она не имеет никакого отношения, поэтому я оставляю её «за кадром». Собственно говоря, за кадром тогда же осталась и мясная туша собаки, которую просто забросили подальше от вагончика, и она торчала в сугробе, сиротливо выставив ноги в меховых чулках, пока и их не замела пурга, с которой в Сибири, как и с морозом, тоже хорошо дело поставлено. Вот и лежать бы там той туше до весны, когда её расклевали бы и растащили вороны да сороки, эти крылатые санитары наших увеличивающихся ныне год от года пустошей. Но совсем иная судьба выпала заброшенной и почти забытой туше. Случай помог, как говорится…

А случилась как-то на буровой небольшая пьянка по случаю простоя. Сейчас уже трудно сказать, в чём была причина: то ли обсадных труб не было, то ли каротаж запоздал, то ли еще что случилось, словом, непрерывный цикл бурения бесцеремонно прервался на самой высокой рабочей ноте, и на буровой наступило вынужденное затишье. Не бухтел сердито дизель, не громыхал ротор, не чмокал плотоядно, словно оголодавший упырь, грязевый насос. Тихо стало на буровой. И настолько это затишье огорчило буровиков, что они в знак протеста решили предаться старинной национальной забаве – бытовому пьянству. Нехороший, понятное дело, обычай, но имел место быть тогда, из песни слова не выкинешь.

Словом, пошли ребята в загул, но захотелось им, чтобы культурно было и всё такое. Бывает иногда, находит такая блажь. Но определенная стесненность в совместно выделенных ассигнованиях значительно сужала оперативный простор и позволяла лишь одно из двух: либо хорошая выпивка, либо хорошая закуска. То есть получалась несовместимость какая-то, неопределенность, мнимая величина, словно корень из минус единицы. Это весьма опечалило ребят, но тут чья-то светлая голова вспомнила и озвучила гениальную мысль:

– Туша собачья!

А и верно! Что ей, ошкуренной собачьей туше, сделается? Лежит себе под снегом, в сохранности и неприкосновенности, словно денежный вклад в государственном банке. А что долго лежит, ну, так и что с того? Вон, мамонтов находят иногда в вечной мерзлоте, 12 тысяч  лет пролежали хоботные и хоть бы хны, вполне годны к употреблению, по крайней мере, собаки едят и ничего, хорошо себя чувствуют. Да и некоторые отчаянные сибиряки тоже вроде пробовали и остались довольны. А что наша собачья туша? Всего какой-то месяц морозится. Считай – свежак, практически - парное мясо. По сравнению с мамонтиной, конечно.

Сказано - сделано. А чего митинговать зазря? Взяли лопату, выкопали из снега тушу, отрубили филейную часть и на громадную сковородку. Понятное дело, лучок там, перец красный, томат-паста, лаврушка, соль по вкусу. Хорошо обжарилось мясцо, дух поплыл по вагону, вызывая усиленное отделение желудочного сока. Замечательная получилась закусь, и перспективы вырисовались вдохновляющие, радужные. Уселись ребята за стол, и только было приготовились налить, как вдруг в окне замелькал желтый свет автомобильных фар: кого-то в гости принесло. В планы буровиков это никак не входило, и контингент несколько заволновался, ибо, как говорят инопланетяне в подобных случаях: незваный гость - он хуже Гагарина. Но, к большому счастью, это не начальство с проверкой пожаловало, а с Базы экспедиции приехал горючевоз, доставил на буровую солярку. Кроме солярки, водитель привез обнадеживающие новости, что, в сочетании с предстоящей выпивкой и хорошей закуской, вызвало сильный душевный подъем и горячий энтузиазм, которые, правда, за пределы жилого вагончика не выплеснулись, а наоборот, ещё крепче сцементировали сидящих за столом.

Конечно же, к  трапезе пригласили и водителя:

- Садись, Ваня, устал с дороги, поди? Давай с нами, подкрепись свежатиной, спроворили тут в деревне…

- А что за мясо? - спросил водитель Ваня, споласкивая под краном руки и принюхиваясь растопыренными ноздрями.

 - Да барашка тут малость выменяли, так что присаживайся.

- Спасибо, конечно, но тут такое дело: у меня от баранины на утро расстройство желудка бывает. Вот говядину, свинину ем - ничего, всё нормально. Но если баранины откушаю, так под утро обязательно пронесёт. Такое вот чертово свойство организма. И ничего нельзя поделать.

- Ну, Ваня, ты прямо гурман у нас! – загалдели буровики. – Тут будь доволен, что хоть такое мясо достали, а ты еще привередничаешь. Садись, Ваня, ничего не будет плохого поутру. Мы же под водочку, а она, сам понимать должен, способствует и укрепляет… Так что всё будет по первому классу.

- Ну, разве если под водочку… Водочка, она, конечно, надежно… - Ваня, не особенно ломаясь, и зная о лечебных свойствах водки не понаслышке, легко поддался на уговоры и уселся за стол.

А кто бы не поддался? Как устоять? А никак. Надо садиться и принимать живейшее участие в вечерней трапезе. Словом, накатили ребята по первой, закусили, а там и пошло – поехало…

В общем, вы понимаете, что двигалось застолье в нужном направлении. Ширилось и крепло. Сидели долго. И без последствий. Есть хорошие строки у Владимира Высоцкого на эту тему: «И без похмелья перепой: еды навалом!» Вот именно, еды было навалом, и никто не ушёл обиженным. Сытые и довольные сотрапезники ближе к полуночи расползлись по спальным местам, каждый упал в обнимку со своим сном, кому какой достался, и спали беспробудно, как оно и свойственно молодым и здоровым людям с необремененной совестью, выводя причудливые носовые рулады. Серебристая зимняя луна пыталась заглянуть в заиндевевшие окна вагончика, но безуспешно. Гудел водяной котел в тамбуре, пожирая уголь и отдавая тепло, пахли сырой ватой развешанные у печки для просушки телогрейки, выстроившись рядком у стены и склонив долу истертые голенища, дремали обшарпанные рабочие сапоги. Вибрировали стекла в окнах вагончика, входя в резонанс с молодецким и устрашающим храпом. И, кроме дзиньканья стекла и храпа, никакие другие звуки не нарушали покой спящих. До самого утра…

А утром началось. Водитель Иван, словно им выстрелили из катапульты, выбросился из постели, на ходу протирая заспанные глаза и, прыгая на одной ноге и ругаясь вполголоса, пытался натянуть брюки. Как всегда оно бывает в спешке, дело не заладилось. Заметавшись спросонья в тесном, словно спускаемый отсек космического корабля, кубрике вагона, торопливо искал брошенный вчера впопыхах свитер. Скрежеща зубами, махнул рукой и каким-то несуразным скоком попрыгал в тамбур, где схватил первую попавшую под руку пару сапог, не разбирая, где левый, где правый, сунул в них босые ноги, накинул телогрейку и, гулко протопав по металлическому крыльцу, канул в утренний сумрак.

Один из буровиков поднял от подушки кудлатую голову:

- Кому не спится в ночь глухую? Как слоны… - буркнул он.

_ ………………………………! - в рифму но непечатно, откликнулся ему другой.

- Это Ваня - водило сыграл побудку. - лениво включился третий. - До ветра рванул, телогрейка парусом вздулась.

- Водила Иван? А, ну, понятно. Баранина, язви её в душу! – засмеялся первый, сев на постели. - Будем надеяться, что успеет отбежать подальше от вагона. Сигареты у кого-нибудь есть?

Буровой народ начал просыпаться, запахло сигаретным дымом, загремела дверка остывшего за ночь водогрейного котла, забулькал на газплите пузатый чайник. Рабочий день начинался, раскачиваясь мало-помалу и набирая обороты. Прибежал с улицы озябший, с настороженным и недоверчивым лицом, словно у пограничника с плаката, водитель Иван, торопливо умылся. Уселись за стол чаевничать с сухарями. Иван тоже было пригубил свою кружку, но тут глаза его один за другим увеличено округлились, словно на него ураганно навалилась базедова болезнь, и он поспешно выскочил из-за стола.

- Н-ну, блин! Что ты будешь делать, а?! Вот же напасть!! – он только и успел произнести эти слова, выскакивая в тамбур и срывая с вешалки телогрейку. Гур-гур-гур – торопливо загремели по металлу крыльца подошвы кирзачей…

- Зачастил Иван-то. Так глядишь, весь на дерьмо изойдет, бедолага… - флегматично заметил кто-то, шумно прихлёбывая горячий чай.

- А что ты хочешь? Баранина. Ну, не склонен человек желудочно-кишечно принимать её. Не выносит баранину Иванов организм. Отторгает напрочь. Бывает. Такая вот причуда организма.

И сидевшие за столом дружно заржали здоровым жеребячьим смехом. Да и с чего было печалиться молодым? Болезнь, сразившая Ивана, хоть и достаточно неприятная, но всё же не смертельная, очистится вскоре организм и снова водитель Ваня будет в строю…

Тут вагончик опять шатнуло, и на кухню снова ввалился, страдальчески кривя лицо, водитель горючевоза. Плеснув в кружку чаю, он захрустел сухарём, отрешенным взглядом упершись в только ему одному видимую точку пространства. Буровики, перемигиваясь и ухмыляясь, заканчивали завтрак, вставали из-за стола, толпились в тамбуре, разбирая телогрейки и сапоги. Работа требовала приложения определённых усилий, и тут в расчет не принималось вчерашнее гулевание. Надо слить привезенную солярку, делать спуск инструмента на забой, прокачать скважину глинистым раствором для подержания ствола скважины до приезда каротажа. Словом, работы хватало.

По узкой тропинке, проложенной в снегу, парни гуськом потянулись к буровой. А в стороне, за гребнем невысокого сугроба, вновь замаячила шапка сидящего в позе медитирования водителя Ивана, всерьёз занятого проблемой очищения желудка.

- Эй, Иван! Хорош там рассиживаться! Подгоняй свою керосинку, соляру сливать будем. Ты там не примерз, часом?

Шапка за сугробом качнулась и пошла вверх. Иван распрямился, застегнул брюки и, запахивая телогрейку, направился к ребятам.

- Вот ведь хрень какая! – виновато забубнил он, доставая сигареты и пытаясь прикурить на ходу. – Свинину, говядину ем - да хоть бы что! Но если только баранину, то - всё, распахивай ворота. Не успокоится желудок, пока всё не выплеснет наружу... Вишь, гадство какое, даже водка вчера не помогла. Вот такой организм! Тьфу!

Выдав этот монолог, Иван со злостью сплюнул на снег, глубоко затянулся табачным дымом, и чуть было не поперхнулся от грянувшего после его слов хохота.

Буровики уже не сдерживались и хохотали от всей души над незадачливым водителем.

- Ох, Ваня, уморил на фиг! Ха-ха-ха!

- Баранину он не принимает! Да ты у нас гурман! Уах-ха-ха-ха!

- Какой ты капризный, Вано! Хо-хо-хо! Баранину, он, видите ли… Ха – ха – ха!

Водитель Иван недоуменно и обиженно крутил головой, переводя взгляд с одного на другого, не понимая, что же такого смешного в том, что у него от съеденной баранины случается расстройство желудка. И тут один из буровиков, Володя Лавриненко, не выдержал и рубанул напрямик:

- Да не было никакой баранины, Ваня! Не было. Собачатину ты вчера ел! Псинку! Вот ребята и ржут, словно жеребцы стоялые.

- Какую ещё собачатину? – ошалело уставился Иван на буровика – правдоруба. И дрожащим от волнения голосом выкрикнул: – Ты! Чего мелешь? Не ел я вчера собачатину. Я баранину ел! Что я, не знаю, какая на вкус баранина? И понос у меня всегда от баранины. Вот и сегодня потому что…

Окончание фразы потонуло в новом взрыве хохота, спугнувшем сидевшую на деревянном борту прицепа с буровым оборудованием белобокую сороку.

- Вон твоя баранина! Из сугроба торчит. Гурман, туды его в пень, баранину он чует нутром! – Здоровенный Володя Лавриненко схватил щуплого и побледневшего в предчувствии нехороших известий Ваню за рукав телогрейки и потащил его к гребню сугроба. – Вон, гляди, там твоя баранина! Не осилили вчера всю тушу, осталась половина.

Иван, раскрыв рот и не веря своим глазам, уставился на собачью морду, скалившую зубы из сугроба, словно символ лютовавшей когда-то на Руси опричнины. Он икнул, лицо его перекосилось в судорожном спазме. Иван сложился пополам и…

В общем, я опускаю дальнейшие подробности, дабы не быть обвиненным в излишнем натурализме. Скажу только, что в тот момент Иван немного смахивал на Сегнерово колесо, каким его рисуют в школьных учебниках физики. Короче, штормило Ивана жестоко, ибо кроме давнишнего разлада с бараниной как мясом, он ещё был и излишне для полевика брезглив. Так что потрясение у него случилось немалое. Шок, если коротко. Но, как известно, шок - это по-нашему. Ибо благодаря войне на два фронта желудок водителя в ускоренном темпе справился с поставленной задачей и успешно очистился... Отплевавшись на снег тягучей и горькой слюной, утирая мокрый, парящий на морозе рот рукавом ватника, водитель Ваня, бледный от пережитого, нетвердой походкой побрел к своему автомобилю, бормоча себе под нос:

- Вот гады! Вот же ироды! Собачатину подсунули… Оказывается, и от неё у меня расстройство желудка. А я польстился на водочку… Чтоб им пусто было!.

А буровики весело кричали ему:

- Ничего, Ваня, тяжело в первый раз, а потом привыкаешь. Ты не грусти, всё будет нормально.

Ну, что с них взять? Как пелось в одной из тогдашних романтичных - сейчас таких не поют - песен: простой грубоватый народ. Иногда очень простой и даже чересчур грубоватый. Но тут уже ничего не поделаешь: среда накладывает отпечаток, и всяческие дипломатические изыски здесь мало востребованы. Работа на буровой тяжелая, сугубо мужская, потому здесь и юмор более брутальный. Как правило, в большом ходу подначки, хохмы и всякого рода розыгрыши, как например, тот же случай с водителем Иваном.

А всё же, согласитесь, насколько велика сила самовнушения! Вот сказали Ивану, что он ест мясо барашка - и Ваню понесло. Хотя барашком там и не пахло. А когда всплыла наружу вся правда - то и вовсе человеку стало плохо. Хотя, казалось бы, с чего? Вот такое различие во вкусах и предпочтениях. Медицине такие случаи известны, однако заранее точно предсказать реакцию того или иного человека, окажись он в подобной ситуации, не представляется возможным. Человеческая психика – достаточно сложная сфера и тут уж у кого как получится, у каждого по-своему… Хотя, как я и говорил в начале, съедобно всё, надо только умело и прилежно взяться за дело. И не комплексовать. Тогда всё у нас получится. И без негативных и болезненных реакций.

А водителя Ивана с тех пор прозвали Гурманом.