СТРЕЛА
ПРОГИБА
«У
других мужья как люди, им намёк лишь только дай…»
(Осиашвили
С., «Не перебивай»)
«Вы не замечаете того, что совершенно очевидно для меня»
(Стругацкие а. и
Б., «Попытка к бегству»)
В экспедиционном посёлке жили наши знакомые и приятели,
назовем их Коля и Валя. В основном, всё у них хорошо было, люди как люди.
Специалисты молодые. Квартиру получили. Детишки у них росли. Словом, обычная
семейная пара. Но как-то появилось на их светлом семейном небе тёмное облачко.
Тут ведь в чём фишка, как говорят сегодняшние продвинутые тинэйджеры? А фишка в
специфике экспедиционной работы. Она такова, что приходится гидрогеологам,
буровикам, то есть мужчинам и отцам семейств по совместительству, большой период
времени, до месяца-полутора, пребывать в полевых условиях. И естественно, на
хрупкие женские плечи тяжким бременем ложились все без исключения домашние
заботы. Комендант экспедиционного городка, на которого были возложены вопросы
бытоустройства жителей, как вы понимаете, со встречной помощью не спешил, давая
возникшей проблеме как бы вызреть, доспеть. А то и перейти в разряд
неразрешимых, словно теорема Ферма.
Ведь экспедиционное хозяйство очень большее и комендант с ловкостью ушлого
картежника тасовал проблемы в смысле их важности согласно своим собственным
малопонятным остальному народу умозаключениям. И потому часто бывало так, что
пылко и нежно ждали жены своих мужей не только по вполне объяснимой
естественной причине, а ещё и потому, что много скапливалось по дому чисто
мужской работы, которой женщине выполнить достаточно сложно, или же вовсе не
под силу. А что же мужья? Конечно, они были завсегда и запросто готовы, тем
более отгулы по приезду на Базу экспедиции предоставлялись. Но что такое отгулы?
Семь-десять дней, а надо еще и отчёт сдать, наряды подписать, задание на
следующий выезд получить, да и с друзьями встретиться, ведь бывало так, что
подолгу не виделись, хотя и в одной организации работали. А что такое встреча с
друзьями? Понятное дело, без этого
никак не получается. Традиция как бы. То привальная,
а то и отвальная, если в это время
какая бригада на бурение уезжает. Хоть пиво, но должно стоять перед нами. Ну,
бывало так, бывало. Тут главное, чтобы эти посиделки были, как говорил один матрос
в рассказе Станюковича, в плепорции.
А если пропорции эти нарушены, то начинаются в семье трения, нервозность и
разлад. И в конечном итоге бывает, скажем так, по-разному.
Так вот, как-то Николай, приехав с поля, попал в водоворот встреч. Случилось так. Засосало. То одна
бригада возвращается, то другая уезжает. Словно на 
Внуковском аэродроме: что ни
день, то делегация, а почётный караул — будь добр, салютуй и маршируй, такое
дело. Вот и на нашем экспедиционном дворе нечто подобное происходило. Встречи,
объятия, расспросы, вопросы, рассказы и так далее. Потому и приходилось
возвращаться домой иной раз затемно и с устойчивым специфическим запахом.
Известное дело, многим женщинам этот запах активно не нравится. А что делать,
если нет алкогольных напитков с запахом «Шанель № 5» или там, скажем, «Пани
Валевская»? Не поднялось тогда ещё производство алкоголя до таких высот.
Правда, если честно, были в наше время отдельные субъекты, экзоты, так сказать,
и аномалы, употреблявшие, я имею в виду, внутрь, «Тройной одеколон», но это был
уже своего рода чистый экстрим, ему дивились, но широкого распространения среди
мужчин он всё же не нашёл. И потому запах после посиделок и возлияний оставался
тот самый, привычный.
Так вот, явился Коля в один вечер домой с привычным запахом,
потом и во второй пришёл. Валя не на шутку взволновалась, ибо обозначилась
проблема в виде наработки нехорошей традиции. К тому же дома надо было
выкрасить крыльцо. Комендант экспедиции всё же сработал его, допекла-таки
Валентина, но вот окрасить крыльцо комендатура, как всегда, не озаботилась,
впав на некоторое время в своё привычное, сродни коматозному,
состояние. И Валентина по приезду Николая талдычила ему с первого же дня о
покраске крыльца. Коля и не отказывался, да и сам знал, что надо, но так складывалось
по жизни, что не доходили пока руки. Не доходили пока, недосуг был. Но он об
этом помнил, и, подходя вечерами к дому, мысленно делал себе зарубку в памяти:
не забыть бы завтра. По-хозяйски делал так, как оно и положено женатому
мужчине. А завтра всё шло обычным манером. Но вот на третий день случилось…
Думаю, не без вмешательства извне. Хотя, конечно, это просто моё предположение
и не более. Ибо точными и достоверными данными я не располагаю. Но вовсе не
исключено то, что в затянувшееся до неприличия дело о крыльце мешался домовой.
Потому что очень уж как-то занятно получилось тогда у наших приятелей. А
домовой — он такой, он может вмешаться, особенно, если ситуация с алкоголем связана.
Непонятно почему, но домовые, как и жёны, тоже не переносят алкоголь и пьяных.
Это их как-то роднит. Наверное, всё же не зря женщин иногда ведьмами называют. Так вот…
Так вот, в очередной раз — было воскресенье — пришел Коля
на обед, снова немного с запахом – ну, так складывалось в тот день, что
пришлось днём принять, бывает иногда.
Тем более что выходной вообще-то был день. Приходит, значит, он домой и что же
видит? А видит он, что крыльцо окрашено приятной светло-коричневой краской; а
чтобы попасть внутрь квартиры, на край крыльца, на самую верхнюю ступеньку
положена неширокая, но длинная доска, опиравшаяся своим вторым концом на прожилину
ограды у самой калитки. Этакий своеобразный мостик. Увиденное повергло Николая
в замешательство.
— Что за фигня? — недоуменно вопросил он. — Кто?
— Я! Я выкрасила! — подбоченилась нарисовавшаяся из-за угла
Валентина, копавшаяся на грядках. — Тебя же не допросишься! Называется, приехал
муж на отгулы!
Валентина, высокая статная и чернявая дивчина южных
казачьих кровей, характер имела бойцовый, и была непрочь шашкой помахать при случае— гены
сказывались, понятное дело — потому была 
явно на взводе и готова к самым
неожиданным поворотам в предстоящей дискуссии, в которой, как говорится, без реверансов, по казачьему: рубят
от плеча и до седали… виноват, до седла. Именно так. Обстановка потому что
вынуждала. Но Коля, родом из неторопливых сибиряков-хитрованов, характер
своей супруги знал, и потому в расставленную ловушку благоразумно не пошёл.
Николай всецело был поглощен созерцанием доски-мостика. Он присел перед этим
сооружением на корточки и рассматривал его с таким неподдельным интересом, как
будто до этого никогда в жизни не видел доски.
— Не пойдет! — решительно заявил он после детального
осмотра и некоторого размышления.
— Что – не пойдёт? — в замешательстве спросила Валя, сбитая
с толку загадочным поведением мужа. Она ожидала от него совсем иной реакции. —
Не нравится, как я выкрасила крыльцо? Тогда сделай сам, охламон!?
— Мост этот, говорю, не пойдёт! — хмуро произнёс Коля и, не
реагируя на «охламона», достал сигарету. Прикурив её, он выпустил кольцо дыма и
веско добавил. — Стрела прогиба.
В нашем геолтехникуме хоть и давали курс «Техническая
механика» в купированном виде, но были еще и «Основы инженерных сооружений»,
так что полученных знаний вполне хватало, чтобы как-то осмысленно
ориентироваться в несложных прикладных проблемах. И Коля оперативно
сориентировался, решив отвлечь жену, настроившуюся было на продолжительное,
грозящее непредсказуемостью, выяснение семейных отношений.
— Причём тут стрела прогиба? — Валентина повелась на
подсунутую приманку и сбавила накал бушевавших внутри неё страстей.
— А притом! — внушительно поднял указательный палец кверху
Николай. – Начнём ходить по доске, и она треснет. Опорные точки далеко разнесены.
Велика стрела прогиба. Вот причём…
— С какой стати она треснет? Я по ней уже сколько раз
ходила — и ничего! — возразила Валя.
—А я говорю — сломается! — упорно отстаивал свою,
подкрепленную научно, точку зрения Николай. — Потому как стрела прогиба! Я же
вижу…
— А вот и не сломается! Что ты видишь? Ничего ты не видишь!
— твердила Валя. — Это я вижу, что ты опять залил свои шары бесстыжие…
Опорные точки!.. Это от тебя никакой опоры мне нет!
Валя была не совсем права, опора, ей, конечно, была. Но тут
ведь что получается? Женщины, как правило, очень эмоциональны, склонны к
гиперболе, любят возводить частности в энную степень, излишне драматизировать
ситуацию. Такие они по природе своей. Поэтому и мало женщин на дипломатической
службе. Они или скоропалительных выводов могут наделать и дров наломать по
горячке или же насмерть упереться в своей нелогичности там, где нужен
компромисс. Водится такое за женщинами. Говорят, этим сильно грешат блондинки.
Ну, может быть, спорить не буду. Хотя Валя, как я выше говорил, была брюнетка.
А вот же упёрлась тогда не шутейно.
— Фу ты, вот же бабьи глупости! — Николай раздраженно
бросил окурок в траву и выпрямился. Терпение его таяло, словно масло на раскаленной
сковороде.— Говорю, сломается — значит, сломается! И не спорь!
— Да не сломается она никогда! — не сдавалась Валентина. —
Вот, смотри!
Она подскочила к доске, поставила ногу на неё, потом вторую
и быстро взошла на крыльцо. Потом так же сошла вниз по доске. Доска слегка
пружинила, но не более того. Мостик работал.
Николай взирал на происходящее со скептическим видом знатока,
которому пытаются втереть очки незамысловатым фокусом.
— Вот видишь, — сказала Валентина, сойдя с доски, — и
ничего не ломается.
— А я тебе говорю — сломается. — возразил Николай и сам
встал на доску. Однако ничего не произошло. Доска прогнулась, но вес мужчины
выдержала. Коля взошёл по доске на крыльцо, потом спустился обратно. Стрела
прогиба, как вполне резонно и предполагал Николай, наличествовала. Но
наличествовала в рамках допуска и поэтому доска оставалась целой.
— Вот видишь, не ломается! – жена явно торжествовала
победу. — А ты говорил!..
— А я и сейчас говорю — сломается! — гнул свою линию
посрамленный Николай. Он встал на середину доски и, сгибая ноги в коленях,
принялся раскачиваться. — Стрела прогиба здесь большая будет.
И правда, при раскачивании эта пресловутая стрела прогиба
приобретала всё большую величину. Коля же, войдя в раж доказательств, настойчиво
раскачивал доску. Доска ответно весело пружинила, всё более и более прогибаясь
под весом раскачивающегося мужчины. Понятное дело, что наступил тот самый
момент истины, когда в соответствии с законами сопромата стрела прогиба,
увеличиваясь, превысила предел прочности пиломатериала. Доска с громким хряском
лопнула точно там, где и предполагал Николай. В результате он резко стукнулся
подошвами о землю, да так резко, что клацнули зубы. Но мало того! Случилось то,
что никак не должно было случиться. Никак! Доска сломалась посредине, но в это
же самое мгновение у того её края, который лежал на крыльце, выломился добрый
кусок, размером с хорошее полено. И вот это полено, подлетев вверх по изящной
параболе, пару раз шустро перекувыркнулось в воздухе и со всего размаху садануло Николаю точнёхонько в лоб. Удар бы такой силы,
словно ему нунчаками въехали. Кто ловил
подобный удар, тот знает, каково оно на ощупь. Конечно, времени, чтобы осознать
происходящее, у Николая совершенно не было. Не мог он ничего осознать, ибо всё
произошло молниеносно. Застигнутый врасплох неожиданным и коварным ударом,
Николай постоял какое-то мгновение, словно задумавшись о чём-то, затем колени
его медленно подогнулись и он, как подрубленный молодой тополь, повалился на
землю.
Валентина ахнула и подскочила к повергнутому наземь
супругу. Николай, опора и кормилец семьи, лежал лицом вниз, прижав руки к телу,
и, казалось, не подавал никаких признаков жизни. Валя склонилась над ним,
словно дева над павшим на поле брани витязем, боясь дотронуться до Николая.
Подозревая нехорошее, она попыталась перевернуть его на спину. С трудом, но
Валентине всё же удалась это сделать. Николай теперь лежал на спине. На лбу его
красовалась приличных размеров шишка, наливаясь зловещей, нехорошей синевой.
Рот силился приоткрыться, губы слегка подрагивали. Валя тоскливо смотрела на
своего суженного и уже приготовилась было завыть по бабьи, как оно и положено в
таких случаях. Но тут она уловила какие-то невнятные звуки, которые издавал
Николай. Она прислушалась. Неожиданно рот Николая приоткрылся и он… захрапел.
Не захрипел, а именно захрапел, и захрапел так густо, как могут храпеть только
мужчины, хорошо принявшие на грудь и
впавшие в забытье. Валя оторопело уставилась на мужа. А Коля безмятежно спал.
На его лице даже появилось подобие счастливой улыбки. Почмокав во сне губами,
он повернулся на бок, подтянул колени к животу, устраиваясь поудобнее, и
захрапел пуще прежнего.
— Ах ты, гад! Я тут переживаю, а он храпит себе и в ус не
дует! А ну-ка… — она принялась было тормошить мужа, но тут же передумала.
— И чёрт с тобой! Спи, ничего тебе не сделается! Надоел уже
со своими отгулами! Лучше бы ты не приезжал! – в сердцах произнесла она и
отправилась доделывать домашние женские дела.
А Николай спал сном праведника и ухом не вёл.
Часто так бывает, что усталость и переживания буквально
валят человека с ног. Но стоит поспать хотя бы с полчасика, то сразу же
возвращаются силы и бодрость. Так произошло и с Николаем. Проспав минут
тридцать-сорок у крыльца, он снова вернулся к активному состоянию. Подняв
голову, Коля с удивлением обнаружил себя лежащим на земле. Это его сильно
озадачило, так как стойкой привычки спать на голой земле у него ещё выработано
не было. Он уселся на земле, недоумевающе 
оглядываясь по сторонам. Тут взгляд
его наткнулся на сломанную доску, и Николай вспомнил всё. «Всё же я прав
оказался — велика стрела прогиба, сломалась доска!» И от осознания своей
правоты довольная улыбка мелькнула у него на лице, но, пощупав машинально
вздутие на лбу, улыбку он погасил, и огорчённо поцокал языком, решив, что
разумнее повременить с торжествами по случаю, ибо не совсем была приятна эта
его правота на ощупь. Неловкая какая-то. Не было от осознания этой правоты ни
радости, ни удовлетворения собой. А как раз наоборот. И вообще непонятно, как
это всё произошло. Коля задумчиво повертел в руках обломок доски, так подло
отправивший его в глубокий нокаут. Вот надо же! Если и захочешь совершить
подобное — не получится, а вот, поди ж ты, произошло. Кто бы мог подумать, что
такое возможно!
Размышляя о непостижимости случая, Николай сгрёб обломки
злополучной доски, отнёс их к сараю, а взамен, тщательно осмотрев края, принес другую, на взгляд как бы слегка потолще. Приладил её на
место прежней; поставив ногу, осторожно нажал. Стрела прогиба, естественно,
наличествовала и у новой доски, она никуда не подевалась, но ведь на этот раз
мостик ладила верная мужская рука и потому досадные сбои, по мнению Николая,
исключались. Удовлетворенный проделанной работой, Николай направился к
Валентине, возившейся с цветочными грядками.
Ибо жизнь продолжалась, надо было и дальше нести свой крест семьянина. К тому же Николай нутром почуял, что наступил тот самый момент, когда необходимо внести существенные коррективы в своё поведение, ибо терпение женское не бесконечно, и стрела прогиба, вызванная крутым загульным пике, вполне может достичь своей критической величины. И тогда терпение женское лопнет окончательно. А в таком случае о силе возможного удара страшно даже и думать...
Ноябрь
