Предлагаю вниманию читателей интересный рассказ посетителя и друга здешнего сайта, известного под именем Ник. У Ника свой стиль повествования, свой слог и потому что-то переделывать я счел излишним. Моих трудов здесь совсем немного: название новеллы, эпиграфы, несколько метафор, сравнений и гипербол, а также небольшие правки-поправки и дополнения, в том числе и от Ника по моим запросам. Автором приведенных в тексте фотографий является shoushou.

Итак, рассказывает Ник…

 

 

ДВОЕ В ЛОДКЕ, ИЛИ РЕЧНЫЕ ПЕШЦЫ

 

Посвящается Максимову Роману Алексеевичу - художнику, рыбаку,

походнику, знатоку и любителю родной истории и просто хорошему человеку, настоящему другу.

 

«Ходили мы походами…»

(Жаров А., «Ходили мы походами»)

 

«Как ни суди, волнений больше, ведь ты уже не на земле...»

(Ваншенкин К., «Как провожают пароходы»)

 

«— Получается, теперь они на свою пятую точку приключений огребут?»

(Корнев П., «Черный полдень»)

 

«На этих страницах я даю только краткий отчет нашего путешествия

и наших приключений, которые свежи в моей памяти;

что касается остальных, это никому неинтересно»

(Хаггард Г.Р., «Она»)

 

 

 

Но сначала о том, где происходило нижеизложенное…

 

В И К И П Е Д И Я:

 

По́лометь — река на северо-западе европейской части России в Новгородской области, правый приток  Полы. Длина — 150 км.

Крупнейшие населённые пункты на реке — посёлки Яжелбицы и Лычково. Полометь вытекает из озера Русское на Валдайской возвышенности. На первых километрах Полометь очень извилиста и узка, течение очень быстрое, в русле — перекаты и пороги. В верхнем течении протекает несколько небольших озёр.

В среднем течении начиная от села Яжелбицы (Валдайский район Новгородской области), стоящего на шоссе  Москва – Санкт-Петербург ширина увеличивается до 20 метров, скорость течения по-прежнему высока, большое число каменистых порожков, берега высокие, иногда обрывистые. Такой характер течения сохраняется до большого посёлка Лычково на железной дороге Бологое – Псков.

В нижнем течении за Лычковым, река слегка успокаивается, хотя отдельные перекаты по-прежнему встречаются. Полометь впадает в Полу около деревни Костьково Демянского района.

На берегу Поломети в районе посёлка Яжелбицы находился Игнач Крест. Река пользуется большой популярностью у водных туристов.

 

Пола́ — река на северо-западе европейской части России в Тверской и Новгородской области, впадает в озеро Ильмень. Длина — 267 км.

Крупные притоки — Лоринка, Ладомирка, Карповка, Щебериха, Явонь, Каменка, Моревка, Руна, Полоиеть (все правые). Крупнейший приток — Полометь.

Крупнейший населённый пункт на реке — посёлок Пола.

Исток Полы находится на северо-западных склонах Валдайской возвышенности. Первые километры Пола представляет собой неширокий ручей, петляющий среди холмистой местности. Скорость течения высокая, в русле перекаты и пороги.

Примерно через сорок километров после истока река расширяется и образует долину с крутыми берегами, высотой 30 — 50 метров. Скорость течения, однако, не уменьшается, а порожистые участки следуют один за другим. Всего на Поле насчитывается 30 порогов и 18 перекатов, расположенных на протяжении первых 150 километров реки.

За устьем Поломети река слегка успокаивается, расширяется до 50 — 60 метров и замедляет скорость течения. В нижнем течении, ниже посёлка Пола, стоящего на железной дороге Бологое — Псков, Пола еще расширяется, в русле исчезают камни и перекаты и появляются песчаные мели.

Ранее Пола использовалась как торговый путь, связывающий Великий Новгород и Санкт-Петербург с районом Верхневолжских озер. Сейчас пользуется большой популярностью у туристов-водников.

 

Не приведено в Википедии:

Ещё ранее Пола использовалась в качестве отрезка знаменитого исторического пути «из варяг в греки», совмещавшего в себе несколько речных участков и сухопутных волоков, соединяющих соседние реки в удобных местах. Вёл в описанных местах этот путь от озера Ильмень по Поле и далее через волок, как написано в Википедии, в «район Верхневолжских озёр» и собственно на Волгу.

По правым  берегам реки Полы находятся величественные древние курганы, до сих пор целенаправленно не исследованные и содержащие обломки керамики и другие артефакты прошлого.

Также в среднем и нижнем течении Полы можно найти следы войны ВОВ: немецкие каски, ржавые гильзы и т.д.

 

Дело было в начале-середине сентября. В тот год, примерно 15 лет назад, наша устойчивая походная кампания, как это бывает к всеобщей досаде, не сложилась по разным причинам: трагически не совпали дни отпуска, или объявились срочные домашние дела. А у меня зависло почти две недели отпуска, хотя бы недельку из которых страсть как хотелось провести вдали от цивилизации на природе. Причём присутствовало желание провести время в лёгкости и полунеге, не напрягаясь со сплавами, порогами, борьбой со штормовитыми морскими просторами Беломорья или крупных озёр Карелии. В общем, захотелось полновесного отдыха для души и тела, такого состояния, обозначаемого обиходным словечком кайф. Только в одиночестве такие экскурсии учинять всё же не в моём вкусе, да и не всегда безопасно, а тут, как назло, никого свободного на примете нет, все с головой погружены в цивилизованные заботы, в отличие от меня, отпускного разгильдяя.

Но кто-то там, на небе, видимо, подслушал мои страстные желания и предоставил мне замечательного попутчика, с которым познакомились мы лишь год назад, при случайной встрече в карельском походе. Хотя вполне вероятно, что случайность эта была только видимая, а на самом деле то была непознанная закономерность, но понимание свершившегося пришло ко мне намного позже. Знакомец мой, Роман Алексеевич, тоже завис без дел, а человек он творческий, художник, отчаянный рыболов и упёртый походник с глубокого детства и потому тоже отчаянно пытался вырываться из суеты буден. Звякнул он мне по телефону и предложил отдохновенный походик на неделю или неделю с хвостиком, с наличием всех походных прелестей, которые только можно придумать. Он уже ходил по тому славному маршруту несколько лет назад и поведал мне такие райские перспективы, которые весьма сладостны для уха самого отъявленного лодыря и сибарита. В райские перспективы входили и подъезд по железной дороге практически к самому началу путешествия (а значит, рюкзаки и байдарку не тащить на собственном горбу, корячась, словно мул, многие километры), и неторопливый сплав по тихой речке по течению («вёслами только курс поправлять»), а также обилие белых грибов и рыбы, да плюс ещё наш волшебный маршрут будет проходить по знаменитейшим историческим местам, хранящим до сих пор тайны и артефакты далёкого прошлого. И окончание нашего изыскано-замечательного путешествия должно произойти у посёлка, стоящего одновременно на нашей реке и железной дороге, что обеспечивало удобное и комфортное возвращение домой. Общего ходу, если специально упираться – суток трое, остальное – резерв времени для полноценного отдыха и получения удовольствий. Даже как-то неудобно стало от чувства непомерной избыточности льгот и удобств: типа жиреть, да сил природных набираться подобно Илье Муромцу на лежанке. Всё же поход должен быть не безграничным потаканием лени, а некоторым физическим развитием и нагрузом ослабленного городского организма, которые нынче многие пытаются заменить механическими упражнениями в идиотских фитнесс-клубах. Естественно, я, словно школьник, впервые в жизни едущий в пионерский лагерь, радостно и без раздумий согласился, тем самым положив начало дальнейшим малопредсказуемым в своем развитии и мало желанным событиям, которые множились калейдоскопически. Но кто мог предвидеть? Тогда никакого тревожного предчувствия у меня не было, хотя древняя мудрость, советовавшая остерегаться данайцев, дары приносящих, мне была знакома. А вот, поди ж ты…

Договорившись, мы тут же принялись ковать железо, не давая ему остыть: сразу же рванули на вокзал за билетами, спешно, но профессионально, наполнили свои рюкзаки и, собравшись в кратчайшие сроки, погрузились в поезд, который нас вскоре и доставил до вожделенного посёлка Лычково на ветке Октябрьской (Ленинградской) железной дороги Бологое-Валдай. Мойры, богини судьбы, так искусно пряли свою пряжу, что прибыли мы на станцию за самую малость до открытия магазина. Так сложилось. Нельзя сказать, что у нас было отсутствие чего-то необходимого для автономного похода сроком на неделю или немного больше. У нас с собой было. Но, раз уж так складывалось, мы дождались открытия местной торговой точки, взяли какую-то мелочь и, что называется, непроизвольно, походя (а может, черт попутал, известное дело, он может, чёрт-то) купили пару бутылок отличной цветной водки "Старки" – грех ведь не отметить начало великого пути, а то дороги не будет. Обычай такой. Не нами заведён и не нам его отменять. Ну, положено так.

Начали отметины походные мы сразу, не отходя далеко от вокзала. Благо, имелись тут предметы цивилизации: скамейки и столики. Нет, трубы у нас не горели, если кто-то подумал, в поезде мы ехали мирно. Начали сразу отмечать исключительно ради укрепления трудового энтузиазма и спортивного  задора перед перетаскиванием вещей от вокзала до речки. Как водится, рядом быстро нарисовались помощники из праздно и миролюбиво (для нас это было очень важно, как вы понимаете) шатающейся местной молодёжи, которые внесли и свою горячительную лепту в общее застолье. Ну, широта русской души общеизвестна и потому описание застолья я оставлю за скобками, это отдельная песня. А вообще-то спонтанное застолье, кроме веселого времяпровождения, предоставило нам возможность получить интересную и нужную информацию. В промежутках между тостами за здравие нам стала известна первая не очень радостная, особенно для меня,  фанатичного грибника, новость: в районе не было дождей уже более двух месяцев. Вот тебе, как говорится, бабушка, и Юрьев день… Еще у нас и байдарка в разобранном виде, а мы уже как бы приплыли. Но что делать? Как говорят шахматисты: взялся – ходи. И мы пошли…

Тем более до реки Поломети действительно оказалось недалеко, и, неплохо подогретые, мы перенесли туда вещички, не сильно торопясь и почти наслаждаясь жизнью. Как оно, собственно, и планировалось. Форсировав мост и расположив в живописном беспорядке, на зависть ландшафтным дизайнерам, свои вещи на удобном берегу неширокой Поломети, мы решили слегка отпраздновать прибытие на место фактического начала знаменательного похода. И мы потихоньку, душевно, принимали на грудь, в разумной пропорции (как нам казалось) сочетая празднество с разбором принесенного имущества. Известно, на природе горячительное идёт исключительно приятно и когда дело дошло до сборов байдарки, в оставшейся бутылке плескалось немногим более половины остатков живительного напитка.

В результате сборы «Тайменя» приобрели дополнительную увлекательную коллизию и интригу, с неожиданным (для нас, конечно) результатом. Если кто не знает, в байдарке есть несколько корпусных (поперечных) шпангоутов, образующих соединительные крепёжные основы для кильсонов и бортовых брусьев. Так как байдарка расширяется к середине, соответственно и размеры центрального и соседних шпангоутов несколько отличаются. Кроме того, шпангоуты принципиально имеют переднюю и заднюю плоскости, что определяет положение сидений в байдарке и возможность завершающего монтажа фальшбортов, фиксирующих фартук туристического судна. У штатной байдарки есть ещё руль, но такие опытные короли походов, как мы, его уже не используют, полагаясь в маневренности только на силу собственных вёсельных гребков. Как можно выяснить из основ теории вероятности, если действовать в лоб, не привлекая к делу занудное осмысление, существует вероятность примерно в 2-х из 3-х случаев перепутать местами разновеликие шпангоуты и порядка 50% поставить каждый шпангоут наоборот, т.е. «к лесу дверью, а к опушке задом». Невелика, казалось бы, беда, только байдарка приобретает затейливый волнообразный вид, а фальшборты абсолютно не желают налезать своими пазами на положенные выступы шпангоутов. Всю эту познавательную статистику мы испытали на практике после первых двух вариантов сборки. Две безуспешные попытки немного нас обидели и заставили предпринять волевые усилия для подключения головного мозга. Включение немного проветрившейся головы в некоторой мере помогло процессу сборки, и скоро мы удовлетворённо и с вполне уместной гордостью созерцали готовое судно.

Думаю, что так же счастлив и горд был самодержец российский Петр 1, созерцая свой знаменитый ботик.

Так как маршрут предстоял чисто прогулочный, мы не стали утруждаться подробной процедурой паковки вещей в герму и пакеты, быстренько растолкав большую их часть по сусекам без всяких затей. Подходило время исторического момента «швартовы отдать». Само собой понятно, отплыть просто так, не украсив знаменательное событие положенным тостом, было категорически недопустимо. Ни в коей мере! И потому, расположившись на ближнем зеленом пригорочке, мы искоса, но не без интереса, наблюдали за местными женщинами, пасторально плескающими в реке бельё, и потягивали из кружек очередную торжественную дозу отходной порции. Особо не разусердствовавшись в отметинах «на ход ноги», то бишь лодки, мы преувеличенно степенно, стараясь держаться прямо, и с подобающим моменту высоким достоинством, спустились к лежащей на песочке байдарке и плавно втолкнули её в воду. Ну, семь футов под килем! Я уселся на переднее сиденье, Роман Алексеевич, как капитан судна, подталкивал его сзади с отмели на «большую воду». Исторический момент настал. Несколько женщин у моста бросили стирать своё бельё и прощально замахали нам руками. Наверное, жалели нас, у женщин более развито интуитивное предвидение. Роман залез одной ногой в байдарку и гордо стоя во весь рост, тоже приветливо махал провожающим, одновременно последовательно отталкиваясь мелкими шажками от продолжительной песчаной мели, по которой «Таймень» неохотно полз к основному руслу. Но тут в один момент отмель резко закончилась вертикальным обрывом в омут, как успел я отметить любознательным взглядом. Отметить то я отметил, но вот предупредить своего товарища не успел. Всё произошло в одно мгновение. Роман Алексеевич великодушно подарил остающимся на суше «морячкам» радушный и широкий прощальный размах рукой, очень похожий на памятный жест Ильича, стоявшего на броневике, и решительно шагнул свободной ногой… в омут. Видимо, способностей отдельных индийских йогов и притчевых святых у него не оказалось, и не получилось у него по воде, аки посуху, потому Роман Алексеевич вполне заурядно стал погружаться ногой в омут. Ухнул вниз, грубо говоря. Инстинктивно уцепившись второй ногой за внутренности байдарки, олицетворяющую единственную ближайшую твердь, Роман совершил изящный оверкиль судна, и ко дну по счастью неглубокого омута пошли он, наши вещи, байдарка и, соответственно, я. А куда бы я делся? Да, вот таким образом. А ведь как неплохо начиналось!

С трудом вытащили на берег полную воды байдарку и вылили из неё воду. Затем, отловив все всплывшие вещи и с трудом достав со дна невсплывшие, мы заново всё переложили, кое-как отжав, что было можно отжать. Охладившись свежей водой и, испытав небольшой шок от столь быстрого и неожиданно тесного единения с природой, мы докончили мужественно спасённые из омута остатки эликсира, теперь уже в целях медицинской профилактики простудных заболеваний.

Следующая попытка отплытия проходила уже не в столь торжественной обстановке, как первая. Все женщины на берегу прекратили стирать бельё и с явным интересом аккуратно стояли поодаль, наблюдая за очередным спуском «титаника» на воду. Возможно, они радовались неожиданному развлечению, отвлекающему их от однообразных домашних забот. Кстати, прощальных романтических жестов у них теперь не наблюдалось. Да и мы со своей стороны тоже немного застеснялись и обошлись без патетики. Так что повторное отправление прошло без представлений, скромно.

Уже ближайшие километры пути доставили некоторые новости Роману, отлично, как он уверял меня и себя, помнившего эти места. Река зримо и сильно опала уровнем, обмелев из-за длительной засухи. Мы постоянно утыкались в отмели, по которым байдарку приходилось волочить, цепляя днищем лодки за песок, само собой, всякий раз отрывая свои задницы от более-менее уютного лодочного сидения. Было уже далеко не раннее утро, и капитан Роман стремился уйти дальше вниз по течению, где должны были начаться более благодатные во всех отношениях места. Впрочем, по берегам реки тоже наблюдались неплохие пейзажи, но глазу не было времени надолго задерживаться на них: байдарку виляло и болтало на витиеватых стремнинах, то и дело утыкая в отмелины или норовя протащить по острым, подступающим к самой поверхности камням. Солнышко грело неплохо, и тотальная мокрость не очень смущала наши подогретые внутренними парами мозговые извилины. Речка, петляя туда-сюда, словно воришка-карманник, убегающий в рыночной толпе от милиционера, резво неслась то между густыми зарослями камышей, то вдоль чистых берегов. В общем, почти благодать, если дать себе возможность расслабиться и созерцательно размечтаться… Но в том–то и дело, что особо мечтать было некогда – уж очень часто встречались эти чёртовы отмели.

Через несколько часов пути, скажем так, не совсем прогулочного, когда день начал клониться к вечеру, впереди послышался странный шум. Это не такое уж очень большое диво – река периодически шумела на отдельных перекатах и стремнинах. Но этот надвигающийся шум был какой-то особый, странный (как говорил дальновидный Вини-Пух: «Этот шум, наверное, неспроста…»). Однако Роман был стоически спокоен, не желая замечать ничего такого необычного, и уверенно придерживался намеченного курса. Я же всё равно недоумённо и даже с некоторой тревогой вслушивался в постепенно приближающийся звук, похожий на звук водопада – это я так думал, интерпретируя непонятное акустическое явление. И предчувствие меня не обмануло. Выскочив из-за очередного извива реки между камышовыми зарослями, мы очутились на небольшом расширении речного русла. Слева по курсу высилось непонятное каменное строение с пустыми глазницами проёмов окон и дверей. А сильный шум теперь доносился совершенно явственно, будто рядом работал огромный душ. Прошла пара секунд, и байдарку понесло, как я уже успел сообразить, к перегородившим створ реки брёвнам старой плотины. Ещё через мгновение я увидел разверзшуюся внизу, за брёвнами, бездну водопада. Инстинкт выживания способен на решительные действия. Очень решительные и очень быстрые. Уж не знаю как, но я смог уцепиться мёртвой хваткой за поперечное осклизлое бревно и удержать от падения в бездну не только себя, но норовящую ухнуть вниз лодку, в то время как Роман всё ещё пребывал в туманной эйфории и не подозревал о подвернувшемся препятствии. Но через мгновенье и он стремительно вошёл в тему…

В результате нашей героической борьбы за собственную жизнь байдарка черпанула порядочно воды, чуть было подсохшая одежда снова промокла насквозь. Но, тем не менее, барахтаясь в воде и перехватываясь за древние брёвна заброшенной плотины, мы выволокли наш «Таймень» к берегу рядом с полуразрушенным строением. Этот непредвиденный барьер в виде старой плотины и стал причиной нашей первой стоянки с ночёвкой, ибо после таких исключительно бодрящих и непредвиденных «забав» с бревенчатым сооружением плыть дальше легкомысленно и фривольно нам расхотелось. Причем расхотелось одновременно и решительно. После предварительной скорой разборки вещей обнаружилось, что из продуктов не промокла только гречневая каша, часть сухарей и тушёнка, пребывавшая в металлических банках. И это можно считать большой удачей. Потому что макароны превратились в сплошную и монолитную макаронную массу, пригодную разве что для прикорма рыбы или бодяжения популярных в заграницах омерзительно густых супчиков из протёртого однородного месива. Но самое ошеломляющее «открытие» было впереди.

Насколько я помнил, свою военизированную походную куртку цвета хаки я положил в байдарку позади себя на рюкзак с целью  просушки. По-хозяйски я поступил, рачительно, стало быть. Да только  фокус в том, что теперь куртки нигде не было. Всё бы ничего, жаль пропажу, конечно, но… Но в кармане бесследно пропавшей куртки лежали паспорт и все взятые мною в поход деньги. А это, сами понимаете, серьезная, угрожающая потеря. Сначала я подумал, что куртку могло смыть с рюкзака во время наших судорожных самоспасательных работ у плотины. Спустившись по берегу к нижнему бьефу плотины, мы увидели впечатляющее зрелище: перепад воды составлял более чем два метра. Внизу, на широком разливе над глубоким омутом, крутилась огромная воронка, и бились, закручиваясь, страшные буруны. Да, если бы мы ухнули в своей байдарке с этой высоты, то мало бы не показалось. Вполне вероятно, что на этом наше путешествие и закончилось бы. Кстати, тут же внизу, на стене заброшенного здания плотины, висели кресты и размещались траурные надписи с именами погибших в пучине водоворота, доходчиво разъясняющие, как бы оно было, если бы… Естественно, куртки нигде не было видно, такой мальстрем если затащит внутрь, то с концами. Черная дыра как бы. Но маленький огонёк надежды теплился во мне, ибо никак не хотелось верить в худшее; кроме того, я подумал, что мог позабыть чёртову куртку во время нашего единственного привала где-то около часа назад возле небольшой деревеньки. В такие минуты мозг начинает работать в своеобразном вариабельном режиме и услужливо подсовывает одну за другой «реальные» картинки якобы произошедшего.

И потому, оставив Романа разбирать вещи, я погрузился в пустую байдарку и в гордом одиночестве направился, подгоняемый слабой надеждой, в обратный путь до места прошлого привала. Конечно, без вещей вести байдарку несложно. Но идти пришлось против течения, к тому же я в горячке не предусмотрел важный момент – утяжелить пустой нос байдарки, чтобы он не вздымался излишне вверх и не рыскал беспорядочно. Эта рассеянность и добавила мне новое приключение. Подойдя к очередной извилистой стремнине у камышовой заросли, я начал лихорадочно работать вёслами, пробиваясь против быстрого потока. Нескольких неаккуратных виражей судна с приподнятым носом оказалось достаточно, чтобы осевшая болтающаяся корма черпанула добрую порцию воды, превышающую допустимые нормы. А дальше всё пошло, как по нотам. Корма лодки ещё сильнее осела в воду, и несколько тут же услужливо набежавших новых волн довершили  дело – я закономерно пошёл ко дну, удобно сидя на капитанском седле и прощально выставив весло вверх, вроде как подавая окружающему миру гордый сигнал: погибаю, но не сдаюсь. Страха большого я не испытывал, а вот досада была. Утонуть бы я не утонул, плавать-то умею неплохо, но байдарку потерять на глубокой мутной стремнине ничего не стоит. Хорошо, оказалось неглубоко, не «с ручками», и я, извиваясь угрем под водой, выволок лодку на тихую воду в камыши, а затем и к берегу. В очередной раз, теперь уже в одиночестве, я избавил байдарку от пары центнеров воды и устремился дальше вверх по течению, снова промокший до самых кишок. Не так много времени спустя я был у места прошлого привала и даже получил возможность пообщаться с оказавшимися на берегу селянами. Куртки моей, естественно, никто не видел. Впрочем, это была шальная надежда, смыло куртку в водоворот, чего тут непонятного. Таким образом, вопрос с пропажей моего паспорта и денег был закрыт до окончания нашего сплава.

Возвращение к плотине, где дремал мой оставленный товарищ, прошло вполне традиционно, согласно отработанному сценарию. На том же самом месте, что немногим ранее, я зачерпнул опущенной кормой лодки волну бурлящей стремнины и снова гордо пошёл ко дну. Разве что на сей раз погрузился значительно мельче – явный прогресс! – сижу в лодке, за весло держусь, лодку медленно волочит по песчаному дну, а я, вытянув шею, выглядываю из реки и верчу над водой головой, словно перископом. Повторилась и знакомая процедура перетаскивания байдарки в камыши. Но с небольшим оживляющим разнообразием: я по оплошности выпустил из рук весло, и его быстро унесло потоком. Пришлось немного побегать и поплавать, для большего укрепления бодрости тела и духа.

Окрепший и взбодрённый, мокрый, словно квач, я возвратился в лагерь, когда уже начало смеркаться. Товарищ мой встретил меня крепким сном на бережку, который сморил его, видимо, как раз в середине процесса переборки вещей. Да и то, нелегкий был сегодня переход. Но пришлось будить бедолагу. Сборы ко сну не были слишком продолжительны. Ещё ко времени отхода в царство Морфея, Роман успел убедиться, что единственной сухой матерчатой вещью оказался его спальник, изначально (ещё с прошлого похода) уложенный в герметичном мешке. Я же оказался не таким предусмотрительным и не предохранил от затопления ровным счётом ничего.

Мы разложили костёр, кое-как отужинали, а затем отдались снам, по избытку впечатлений и усталости не сильно акцентируя внимание на мокрых постели и одежде. Палатку тоже разбивать не стали. Какой смысл? Когда на тебе нет сухой одежды, проблемы дождя особо не волнуют. Я тогда и не догадывался, что с первого и до последнего дня нашего похода у меня больше ни разу не будет ни одной сухой вещи. Ни разу. Ни одной. Но  знание это пришло потом…

Утро встретило меня непонятным гудением. Я лежал на спине с закрытыми глазами и прислушивался к шуму водопада, на который накладывались непрерывные посторонние странные звуки, напоминающие мощное жужжание. Я так же, как и Вини-Пух, засомневался, что это «жу-жу-жу» неспроста. Открыв один глаз и слегка повернув голову, я обнаружил сотни две-три здоровых возбуждённых шершней, ковром ползающих по большой деревянной стенке строения в самой непосредственной близости от нашего импровизированного стойбища. Шершни занимались обычным делом, свойственным и их родичам осам. Они соскребали с досок поверхностный древесный слой, чтобы, смешав его с клейкими выделениями специальных желез, строить из данного материала или обновлять свой грандиозный «бумажный» дом. Хотя, на хрена, спрашивается, – сентябрь ведь уже на дворе? Но факт остаётся фактом, сильно переросшие родственники ос, грозно жужжа, прилежно скоблили поверхность досок своими мощными челюстями. Тихонечко поднявшись, мы аккуратно перебрались от греха подальше метров на двадцать вбок от неожиданно густонаселённых развалин. Шершни – те еще ребята, навалятся скопом, могут и насмерть забодать.

Устроившись в относительной безопасности, мы смогли взглянуть беспристрастно, трезвыми глазами на окружающий мир и своё положение в нём. Как я уже сообщил раньше, вопрос с макаронными изделиями был закрыт: их мы лишились полностью. Оставалось чуток картошки (для ухи или, как поправят ортодоксальные рыбаки, рыбного супа, если с картофаном), риса и много гречки, которой оба захватили по каким-то неведомым обстоятельствам больше остальных продуктов (если не считать утопленный в речке весь запас макарон).  Но это не беда: нам предстояло вольготно питаться ухой, жареной рыбой, грибами и ягодами, а что ещё нужно вольному скитальцу? Надежды, как известно, юношей питают. Окружающая действительность по-прежнему сияла для нас своей радужной палитрой.

Краткое обследование (на всякий случай) речной зоны ниже плотины не принесло успеха обнаружения такой ценной куртки, и пришла пора окончательно смириться с утратой. Да и время звало дальше в путь-дорогу, зависать у шумной плотины вовсе не хотелось. Хотя с берега открывался соблазнительный вид на глубокий омут с удивительно прозрачной водой и светлым песчаным дном, на фоне которого мелькали большие стаи довольно крупных рыбин. Любят рыбки иногда скапливаться в омутках за водопадами и порогами, высматривая ошарашенную после водоворотов пищу, идущую ко дну. Обилие рыбы радовало глаз и предвещало нескончаемое обжорство на рыбной диете. Но дорога звала нас вдаль, также как и нетерпеливо ждущее нас, как мы считали, за новыми перекатами многочисленное рыбье поголовье. Не зацикливаясь на просушке солнцем и костром мокрых вещей, мы решительно и хладнокровно покидали их в байдарку и бросились дальше вниз по течению Поломети. И вот тут и началось в полном объёме то, что называется «тяжёлые трудовые будни».

Ещё с самого утра, разглядывая плотину с пугающим водопадом, Роман задумчиво почёсывал затылок и с сомнением рассуждал:

- Не помню такого. Как-то мы здесь раньше прошли без особых проблем. Странно. Наверное, очень сильно река обмелела от засухи…

Да уж, «обмелела», мягко говоря. Из современного вики-описания Поломети, приведённого в начале повествования, можно вычитать обнадёживающую строку: «В нижнем течении за посёлком Лычково река слегка успокаивается, хотя отдельные перекаты по-прежнему встречаются». Звучит вполне заманчиво для умиротворяющего отдыха, только не заходи в верховья выше посёлка Лычково. А мы и не заходили, мы именно с него начали и направили курс на нижние тихие воды. Сразу приведу схематическое описание всего нашего пути по реке Поломети до впадения её в Полу, тем более сделать это очень просто: перекаты – мели – короткий участок достаточно  глубокого русла для прохода байдарки – перекаты – мели - … И повторить такое раз этак пятьдесят – сто пятьдесят («отдельные перекаты по-прежнему встречаются»). Каково?! Могу с уверенностью сказать, что пешком, по щиколотку в воде на отмелях и по пояс на буйных перекатах, я прошёл по реке никак не менее чем собственно внутри байдарки. «Отдельные» перекаты были длинные и бурные. Сплавляться по ним – чистое безумие и верная гибель байдарки, перетаскивать вещи по непроходимому каменистому-заросшему-заболоченному берегу невмоготу. Вот и сидел капитан в непромокаемых болотных сапогах в лодке, управляя ею, а матрос, то есть я, тянул бурлацкую лямку, протаскивая лодку по узким бурлящим протокам между камней, свободно шагая в заполненных водой сапогах и до основания промокшей одежде по бугристому дну, то и дело спотыкаясь и падая, и саркастически проговаривая про себя «невольно» вспомнившиеся назидательные строки Александра Городницкого:

Все перекаты, да перекаты

Послать бы их по адресу!

На это место уж нету карты,

Плыву вперед по абрису…

Честно сказать, ландшафты чётко не помню, некогда было по сторонам пялиться. На вторую ночёвку мы остановились у прекрасной берёзовой рощи. Здесь в прошлый раз Роман собирал вёдрами боровики и облавливался с берега на удочку рыбой. После непродолжительного исследования прозрачной удивительно прекрасной берёзовой рощи, Роман принёс первый (забегая вперед, скажу - и единственный за весь поход) гриб – мумифицированный, полностью высохший на корню белый гриб. Заготовкой заниматься не надо – таких сотню набрать, и запас сушеных грибов для вкусного зимнего супа обеспечен. Но белый оказался уникальным законченным одиночкой. Изучение леса на предмет ягод принесло аналогичные результаты: ягоды не было обнаружено ни одной (опять же, такой урожай «удался» на весь поход). Но разве настоящего походника и рыбака подобные мелкие неудачи могут обескуражить? Ни в коем разе! В конце концов, натуральная ушиная (или уховая?) диета из свежевыловленной рыбы – одна из лучших в мире для оздоровления зашлаченного городом организма. Оптимизма у нас хватало и мы принялись за дело.

Однако несколько часов рыбалки принесли нам всего лишь одну плотву граммов на двенадцать весом, больше никто не пытался даже клюнуть на крючок с вкусной наживкой из предусмотрительно захваченных и частично спасённых от потопа червяков или наброситься на прекрасную дорогую блесну, подаваемую в широком ассортименте. Рыба нас категорически игнорировала, нагло усмехаясь над нашей навороченной снастью и обилием макаронной приманки. Предварительно составленный план пошиковать вдоволь именно на этом месте, наслаждаясь ухой и грибами, дал серьёзную трещину, и мы решили на следующее утро тронуться дальше в поисках той самой благодати, которая непременно должна ждать нас недалеко впереди, за излучиной. И благодать не заставила себя долго ждать. Та самая, описанная выше: «перекаты – мели – короткий участок проходимого русла – перекаты – мели». Практически оригинальный пешеходно-водный туризм, только байдарка мешается - скорость снижает, приходится тащить это совершенно лишнее в данной ситуации оборудование то волоком, то судорожно спасая от поражающих ударов о бесчисленные камни. В общем, мы в этом маршруте не являлись водными туристами, а, выражаясь старорусским языком, были пешцами. Только речными. Ибо шли пёхом не по берегу, а по руслу реки.

Запомнился на Поломети ещё один ночлег, на который мы встали, твёрдо решив обловиться рыбой, которая как раз в этот день просто кишела под водой, покрывая поверхность бесчисленными воронками игры и всплесков. Кажется, руку опусти под воду, и в неё непременно заплывёт рыба. Удобные стояночные места никак не подворачивались, но, наконец, мы добрались до относительно подходящего берега слева по течению. Там открывалась небольшая возвышенная опушка, заросшая высокой травой, с одной стороны которой начиналось болото, а с другой в Полометь впадал ручей с обрывистыми берегами. Как раз у ручья мы и расположили палатку, над обрывом глубиной метра в три. Место относительно открытое, да ещё огороженное естественными преградами. И подход для лова с берега удобный – спустился с небольшого склона и вышел на узкую песчаную косу вдоль берега, обрывающуюся в омут, в котором должно плескаться несметное количество непуганой оголодавшей рыбы, рвущейся заглотить прямо-таки голый крючок. Ха-ха-ха! Как бы не так! О, эти рыбацкие мифы! Свежо предание о безмерных угодьях наших старорусских глухих речек, поджидающих алчущих рыбачков из городских трущоб!

Сначала мы принялись ловить на удочку и блесну с берега. Вода кипела от обилия плещущейся рыбы, презрительно разбегавшейся во все стороны от наших снастей. Всё же после долгих попыток выловили двух живцов. Мы тут же поменяли стратегию лова и погрузились в байдарку. Зарядили на щуку двух живцов, а сами начали энергично блеснить  хищников: ту же щуку, судака или окуня, в общем, кто попадётся. Занятие это выглядит примерно так: замечается, где идёт активный плеск с выпрыгиванием спасающейся дёром от крупного хищника мелкой рыбёшки. Один тихо и медленно ведёт в том направлении байдарку, а второй активно бросает блесну, периодически сменяя её в поисках самой уловистой для данного места и сезона снасти. А рыба ведёт ответную игру: двигаемся мы в одну сторону – рыба вскоре начинает жутко плескаться, просто с ума сходит в противоположной стороне. Аккуратно разворачиваемся, бесшумно следуем в новом направлении – блесна работает с таким же уловистым эффектом, как и в унитазе, а рыба начинает заманчиво бесноваться снова далеко сзади. Таким макаром мы поболтались по речке туда-сюда много раз, постояли в разных местах – ни единой поклёвки! Вполне понятна обида и в нас начала закипать праведная злоба на рыбу. Руки устали швырять блесну, словно на потеху издевающейся природе. Вылезли на берег и возобновили лов на удочки. К ночи уловили рыбок шесть, положили  на походную минисковородку – рыбок жалко, ма-а-аленькие такие, но кушать очень хочется свежатинки. В общем, это был наш первый натуральный «ужин» (и последний, чтобы довершить выше начатый список походной добычи). Жадно прожевав целиком хрустящие мелкие тушки рыбёшек и отпив чайку с примесью лесных листьев соответствующего сбора, побалдели немного у ночного берега и полезли в палатку на ночлег.

Поспать долго не удалось. Кажется, только задремал и был разбужен глухим ворчанием снаружи. Палатка стояла практически у самого обрывистого берега ручья, и звук раздражённого рычания слышался оттуда, снизу обрыва. Чувствовалось, какой-то зверь средней величины пытался вскарабкаться по почти отвесной стене к нашей палатке, но срывался, падал со шлепком и взбешённо заходился в утробном рычании-урчании. Отведя душу рыками, зверь снова, пыхтя, пытался подняться по стене и снова плюхался вниз, после чего следовал очередной припадок взбешённого клокотания. И так раз за разом. Мне было любопытно, но что характерно, вылезать совсем неохота – только-только  пригрелся на отсыревшем надувном матраце под сырым спальником, а тут вылезай наружу неизвестно к какому существу, настойчиво ломящемуся к тебе в гости. Пока я долго и вяло размышлял, что делать, меня сморило, и проснулся уже утром. От вчерашнего непрошеного ночного гостя не осталось следов, сколько я не заглядывал в затенённый обрыв. Роман тоже слышал эту ночную катавасию, но и он не мог её объяснить или идентифицировать по рычанию зверя. Поглазели мы вместе на застывший внизу ручей, но спускаться за разъяснениями вниз не стали – потом хрен выберешься обратно. В общем, не опознали мы приходившего ночного гостя, осталось это тайной. Может, и кикимора какая нибудь приходила. Есть такая форма нежити в потаенных, глухих уголках, старики рассказывают… Интересно, конечно, но надо было двигаться дальше.

И поплыли мы дальше. Стояли на привалах теперь очень мало – только чтобы поесть и переспать ночь. Уже с лихвой прошло трое суток, а мы, упираясь ежедневно, не хуже волов или бурлаков, не дотащились даже до Полы. Хотя, по предварительным сладким рассказам Романа, после таких нечеловеческих напрягов должны были уже сидеть в кабаке на ж/д станции у озера Ильмень, откинувшись натруженными телами на спинки стульев и поджидать проходящий поезд на Москву. Впрочем, и сам Роман начинал заметно тревожиться темпами нашего передвижения, но тут же успокаивал меня и себя речами, что уж на судоходной Поле сплав пойдёт как по маслу. Только добраться до неё, а там  уж помчимся. Как в том полузабытом стихотворении: и только рубашонка пузырём.

Нельзя сказать, что мы совсем не предпринимали попыток просушиться. Почему же? Предпринимали. Каждый костёр на привале и при готовке трапезы служил одновременно очагом сушки. Но первый задел мокрости был непомерно велик, а времени на сушку приходилось мало. Так и плыли – в сырости. Погода вначале стояла тёплая, но не жаркая, и солнышко уже хмурилось за тучками, намекая на скорые перемены. Да и здоровье наше, молодое и крепкое, переносило временные неудобства с полушуткой.

Очередной вечер после дня непрерывной, одержимой гребли (правила приличия не позволяют мне сказать по иному) ознаменовался долгожданным выплывом из Поломети в материнскую речищу Полу. Свой веховый выход мы сразу же отметили очень плотной посадкой на капитальную мель, простиравшуюся далеко вперёд по курсу. Так что снова нам пришлось, склонившись в три погибели и напрягая позвоночники, волочь лодку по чистому песочку под мелкой прозрачной водицей раскинувшейся здесь значительно шире реки Полы. На дне привлекательно лежали крупные моллюски, вызывая нездоровый приступ голода в полном отсутствии свежей природной пищи. Надо сказать, мы взяли с собой не слишком много еды, расчёт был, в основном, на рыбную кухню. Поэтому остатки тушёнки у нас составляли уже НЗ, оставалась только гречневая крупа, пара луковиц, немного сухарей и несколько полновесных головок чеснока. И что-то там по мелочи к чаю. На несколько лет после того похода невзлюбил я гречневую кашу, потому что, заранее скажу, в последние несколько дней похода на завтрак и ужин (без обеда) имели мы одну гречневую кашу с чесноком. А это, как вы понимаете, может любого довести до озверения.

Но сейчас я, истекая мечтательной слюной, завистливо смотрел на упитанных моллюсков и в голову лезли посторонние тревожащие воображение мысли о заморских деликатесах из мидий и устриц. Однако Роман меня сильно разочаровал, смял быстро зароившиеся в моей голове гурманские картинки, грубо и безжалостно возвратил в реальность, назвав этих моллюсков несъедобными и ядовитыми. Недалеко от места встречи двух речек явно почувствовалось (после нескольких дней полного отсутствия подобных признаков), приближение человеческого жилья. Такие признаки отличия легко заметить, двигаясь вдоль рек, на берегах которых глушь чередуется с человеческими поселениями. И отличия эти не в пользу человека: растительность по берегу постепенно меняется, заметно становясь всё менее приятной. Появляются иные породы деревьев, кустов и даже травы,  скудеет их разнообразие, прибывает много крапивы, лопухов и чертополоха.

Вовсю приближались сумерки, но вставать вблизи деревни на ночлег в наши планы не входило. Мы упирались нешуточно, как говорится, рогами, шустро работая веслами, чтобы побыстрее миновать деревню. Отошли подальше от деревни и приглядели неплохое место для ночёвки уже только тогда, когда вовсю темнело, а небо заволокли плотные тучи и закапал дождик. Бегом мы выгрузились и в темпе принялись ставить под усиливающимся дождём вечно мокрую палатку, а когда заканчивали растяжку над ней предохранительного тента, то над землёй разверзлись небеса. Разверзлись по-настоящему. Это было что-то! Такого дождя я в жизни не припомню. Дождь низвергался настоящей стеной – в полуметре за сплошным потоком струй ничего не было видно. Бешеные струи дождя пробивали предохранительный тент и крышу палатки, мельчайшей раздробленной капелью зависая внутри нашего логовища. Я снова был насквозь мокрым, и нам явно не предвиделось просохнуть у костра, пожёвывая согретую гречневую кашу с пахучим чесноком. Впрочем, каши было наварено в большом котелке предостаточно, так что отужинали холодной, не дворяне ведь. Гораздо обидней, когда нет возможности согреть не опостылевшую гречневую кашу, а приготовить, скажем, горячее мясное рагу или свежую уху с икрой и печёнкой.

С этой ночи погода, можно сказать, испортилась, т.е. пошли долгожданные после длительной засухи нескончаемые дожди: то короткие ливни, то унылая осенняя морось, прерываемые короткими промежутками ненастного затишья.

На следующее утро мы предавались роскоши ничегонеделания. Повод вроде был достаточно серьёзный – мы завершили мучительный период бесконечных купаний в речке Поломети, оказавшейся неожиданно своенравной и коварной, и вышли наконец-то на «большую воду». Решили отметить событие праздничным меню. С трудом разведя костёр из кусочков насквозь промокшей, до самого последнего атома, окружающей среды, мы отварили новую порцию гречки и разбавили её парой чайных ложек тушёнки из банки НЗ, приправив трапезу дефицитной луковой закуской и сухариками. Спустившись к реке, к своему немалому удивлению обнаружили, что после вчерашнего потопа река не только не вышла из берегов, но даже не поднялась хоть сколько-то заметно. Чудеса…

Впереди лежало приблизительно от ста с лишним до 150 км финального пути. Примерно двое суток размеренной работы веслами, если без сильного напряга, но и без посторонних развлечений. А развлечения нас упорно ждали. Как же без развлечений… Нынешняя река Пола, коей должно быть «успокоившейся и плавной» ниже впадения Поломети, выражаясь современным языком, болт забивала на книжные попытки показать её привлекательной. Если сказать честно, разницы между Полометью и Полой я не заметил. Разве только вторая река пошире. А перекаты, чередующиеся с отмелями – точно такие же, только подлиннее, посолиднее. Так что я вновь обречённо тянул свою бурлацкую лямку, то таща байдарку за собой по отмели, то сдерживая её сзади на перекатах и поминая разными нехорошими словами и наш маршрут, и варягов с греками, ходивших в стародавние времена взад-вперед по этому маршруту. Если верить поговорке «Стабильность – признак мастерства», то своё мастерство я отшлифовал отменно…

И дожди поливали нас стабильно, и рыбалка, грибалка и ягодный сбор тоже удивительно застабилизировались, сохранялись на исходном, то есть нулевом уровне. Рыба успешно сдавала свой мастер-класс на предмет неуловимости для двух придурочных «рыбаков», начинавших покрываться от вечной сырости плесенью. Вода снизу, вода сверху, вода в лодке, вода в палатке, на завтрак-ужин гречневая каша – жизнь становится изумительно прямой, простой и очевидной, словно весло. И ещё нас не покидало ощущение настоящего единения с природой. В общем-то, уже и палатку ставить было не совсем обязательно, можно прямо у речки спать ложиться. Только дурацкая въевшаяся привычка к порядку и комфорту (сомнительному, в нашем положении, надо сказать) двигала нами, когда мы воздвигали свой маленький вигвам на очередной ночёвке.

Так текло время, тоже мокрое, как и вся окружающая реальность. Но, тем не менее, рельеф берегов реки стал заметно меняться. Ощущались неявные признаки где-то недалеко располагавшихся форпостов цивилизации. Наконец мы встретили первых рыбаков из аборигенов. Мы бурлаками тащились с лодкой на бечеве по очередной отмели, а спереди, у омуточков за отмелью рыбаки тянули сеть, продвигаясь тоже пешим ходом по дну. Немного поговорили, местные жители подтвердили, что уже долго нынешний сезон не несёт радости рыбакам: передвигаться по реке на моторных лодках стало невозможно, а клевать без принуждающих сетей рыба категорически отказывается. Нелёгкий и неблагодарный нынче труд рыбака…

Долго ли коротко ли… Как говорится, сколько речке не виться, а настаёт пора куда-то притащиться. Скоро по правому берегу пошли старинные курганы. В своё прошлое путешествие Роман ради интереса подрыл сбоку один – он каким-то художественным чутьём определил принадлежность невысоких покатых холмов к разряду искусственных древних курганов, под которыми, возможно, лежат остатки погибших здесь знатных варягов. А погибнуть тут можно запросто, в том числе и от непосильного труда – теперь я это отчетливо понимал. А в те давние времена на трудности пути «из варяг в греки» накладывались еще и дерзкие выходки недружественного берегового люда. Времена–то сложные были, непростые. Немного покопавшись в земле кургана, Роман извлёк в прошлое своё путешествие горсть керамических остатков посуды и совсем заржавленный некий металлический предмет, назначение которого осталось неясным. В этот раз мы рыться не стали – вдруг к курганам ещё придут настоящие исследователи-археологи?

На одной поросшей деревьями песчаной косе, намытой посередине реки, спрятавшейся в этом месте под высокими берегами, мы обнаружили следы прошедшей войны: пробитую немецкую каску и несколько крупных зенитных гильз... Не повезло наследнику тевтонов. Известно, военное счастье переменчиво.

А река Пола тем временем вышла на огромную равнину и дальше потекла уже без извивов. На километры вперёд видно было, как река равномерно загибается полукругом налево. Уже пару часов назад Роман гордо заявил, что наши превратности закончены, все трудности позади и до «конечной станции» осталось два часа прогулочного хода на вёслах. Но мы энергично шли пятый или шестой час кряду, а река всё также равномерной дугой загибалась влево. Вот же чудеса в решете: с такой траекторией мы должны были давно замкнуть круг, войдя в ту же реку второй раз! Но река плевала на законы евклидовой геометрии и упорно гнула влево, нигде с собой не пересекаясь.

Ещё через десять часов сумасшедшей гонки на вёслах мы подошли к одноимённому посёлку Пола, конечному пункту нашего водного путешествия и причалили к берегу неподалёку от железнодорожного моста. Итак, финиш как бы водной части нашего похода. Именно так - как бы водной части. Дождик перестал крапать, и мы смогли немного, скорее сказать ритуально, просушиться. Разобрав байдарку и собрав рюкзаки, челночными рейсами оттащили небольшую кучку нашего снаряжения на крохотный, словно игрушечный, ж/д вокзал, где и столкнулись с новой вводной, закономерно украсившей окончание нашего маршрута. Вводная гласила: билетов на Москву нет, и в ближайшие дни не будет. Было отчего впасть в отчаяние. Но не нам, закалившимся в борьбе с речными перекатами и познавшим истинную цену официальным уверениям, было впадать в уныние. И после наших убеждений, мольб, клятв и стенаний перед окошком кассы, кассирша растаяла и продала нам два куска бумаги (названные ею билетами) в общий вагон проходящего наступающей ночью поезда.

Внимательный читатель должен помнить, что основная сумма наших походных сбережений давно покоилась на дне омута дурковатой Поломети, вместе с моим паспортом. После добычи вожделенных билетов и откладывания в запас суммы, необходимой для приобретения ровно двух жетонов московского метро, мы отправились щедро кутить и прогуливать оставшийся избыток денежных средств. Избытка финансов хватило ровно на пару пирожков, водочный мармулёк и баночку в 0,33 л. колы в качестве запивки. Пирожки мы съели сразу, хотя в принципе не так давно имели сытный обед из гречневой каши с чесноком. Видимо, неосознанно торопились приобщиться к благам цивилизации. А выпивку с запивкой оставили на проезд в поезде и уселись на пристанционную лавочку терпеливо дожидаться транспорта.

К сумеркам вокруг вокзальчика наметилось перемещение местной молодёжи. Вначале как бы хаотическое, сродни броуновскому. Отдельные группки маячили поодаль друг от друга и о чём-то тихо сговаривались. Неожиданно раздался громкий стрекот мотоцикла, и прямо из-за ближайшего куста, словно болид, не разбирая дороги, на площадку перед домиком вокзала с ревом вылетел мотоцикл. Мотоцикл резко занесло, он повалился набок, а слетевший с него мотоциклист кубарем покатился по утрамбованной до плотности асфальта земле. Этот неожиданный каскадерский трюк привлёк всё наше внимание. Мотоциклист, перекувыркнувшись несколько раз, резво, как ни в чём не бывало, вскочил на ноги, и, не раздумывая, въехал кулаком в лицо оказавшемуся вблизи него парню. Случившееся словно послужило спусковым крючком к событиям, которые стремительно, словно пружина, развернулись вокруг. Стоявшие несколько секунд назад вполне мирно в разных местах подростки и молодые мужики теперь прилежно метелили друг друга. Ничего нельзя было понять, полный сюрреализм. Мы обалдело сидели на лавочке, и, озираясь по сторонам, словно в 3D-кино наблюдали фантастическую всеобщую махаловку. Через небольшой промежуток времени всё прекратилось также неожиданно, как началось: вот только что человек десять активно дубасили друг друга, а мгновение спустя потрёпанный народ, как ни в чём не бывало, расходится по сторонам. Обменявшись мнениями, мы были склонны считать произошедшее ещё одним штрихом к бесконечной дискуссии о загадочности русской души. Иного объяснения у нас не имелось.

Пока мы тупо осознавали, не привиделось ли нам подобное в неожиданном приступе бреда, к нам подошли два мужичка с разбитыми носами и наливающимися подглазными фонарями и вежливо спросили, нет ли у нас иголки с суровой ниткой. Суровая иголка и ещё более суровая военная нитка, взятая специально для прошива байдарки на случай порыва, у меня были с собой во всех походах. Я вытащил свои иголки и нитку и с сомнением предложил на обозрение и возможность применения.

- Если чего пришить надо, лучше её развести на более тонкие плети - растолковывал я, следуя за ребятами с ниткой и иголками до стоящих неподалёку «Жигулей», где и нужны были мои швейные принадлежности.

Но одежду и пуговицы пришивать не пришлось. Парень в машине, быстро глянув на предложенное, и, отвечая на мои словесные сомнения, что нитка крайне прочная, но для тонкого шитья не самая удобная, удовлетворённо кивнул:

- Руку зашить самое то…Ножом рассекли…

Суровая северная природа продуцирует и суровые нравы: раз пациент считает, что подходит, то я от дальнейших медицинских комментариев воздержался, не приходилось мне раны ни себе, ни другим штопать. Парень прижёг иголку спичкой, оплеснул для верности водкой из початой бутылки, сам тоже глотнул оттуда и деловито принялся скреплять свою располосованную плоть аккуратными стежками. Я не выдержал зрелища и отошёл на нашу лавочку. Через полчаса те же ребята принесли иголку с остатками ниток и чрезвычайно культурно и вежливо, я бы сказал даже церемонно, поблагодарили.

Наступил почти положенный час, и на станцию подкатился наш поезд. Мы сломя голову, роняя и вновь подхватывая вещи, ринулись к нашему общему вагону. Публика, которая недавно устроила у вокзала массовое побоище, всё ещё тусовалась вокруг. Увидев наш порыв, они, как один, бросились к нам, расхватали абсолютно все вещи и поскакали вместе с ними к двери вагона нашего поезда, стоявшего здесь ровно минуту.

Дверь была открыта, но в проёме стояла напряжённая проводница. Мы сунули ей клочки бумажек по имени билеты, а в то время мужики ловко закидывали наши вещи мимо неё в тамбур. Далее события потекли одновременно, но как бы в разных плоскостях: мы по-молодецки скокнули в тамбур, оттеснив проводницу, поезд припадочно дернулся и начал набирать ход. В сердечном прощании мы тепло трясли руки местной молодёжи, тянувшейся за постепенно ускоряющим движение поездом, а в это самое время проводница безуспешно пыталась вытолкать нас из тамбура вагона, истерически объясняя, что в данный вагон продавать билеты больше невозможно, потому что это невозможно в принципе, и продажа нам билетов – это путаница, ошибка, должностное преступление и вообще катастрофа! Но мы, всецело поглощенные трогательной сценой прощания с совершенно незнакомыми нам людьми по своему неразумению и неосведомлённости пропускали эти убийственно справедливые увещевания мимо ушей. Поняв, что вытолкать нас из вагона не удастся, проводница сдалась и обречённо сказала что-то типа

- Вы сами выбрали свою незавидную судьбу.

Смысл этих её слов дошел до нас несколько позже, когда мы попробовали пройти в вагон. Ну! Это был самый настоящий импрессионизм! Впечатления прямо--таки зашкалили за красную черту. Еще когда мы с Романом сидели на станции, то, обсуждая перспективы путешествия в общем вагоне, сетовали, что посидеть спокойно за столиком вряд ли удастся, придётся сразу раскидать по нештатным третьим полкам свои вещи и разместиться на них самим… Ага, как же – полежать на третьей полке! Держи карман шире! Общий вагон был забит битком. Битком – это значит битком. Как селедки в бочке. До предела. Не то что заняты были все третьи полки и сиденья, но народ стоял плотными шеренгами и в пространстве купе, и в общем проходе. Даже мечтать не приходилось оттащить наши вещи куда-то дальше тамбура. Проблемы охраны вещей тоже не существовало: лишь сунув носы в вагон, мы с ужасом выдернули их оттуда назад и до конца поездки не пытались повторить это вновь. В душном вагоне, забитом сверх всякой меры, чудовищная масса народа толпилась, потела, пила от отчаяния горькую и тут же, по мере надобности блевала и сморкалась. Но нам неслыханно повезло, и мы оказались обладателями блатного места -  таковым оказалась крышка мусорного отсека напротив вагонного туалета. Это место я совершенно искренне называю самым блатным. Проходной тамбур вагона, где одну дверь загораживала гора наших вещей, был погружён во мглу от сплошного сигаретного дыма, про внутренность вагона я уже рассказал. А в туалетном тамбуре окошко-то – вот оно, подлинное счастье! – открывается. Поверьте, это сущие пустяки, что приходится сидеть на бачке с мусором напротив непрерывно работающего туалета и мимо тебя бесконечной вереницей тянутся страждущие. Ведь ты сидишь! Это – главное! И открытое окошко сзади не даёт окончательно задохнуться. А заодно и вещи под полным контролем. В общем, поездка с полным набором удобств. Относительных, конечно, сообразно текущему моменту. Нарисовавшаяся было лёгкая проблемка в виде сильнейшего косого ливня захотела нас расстроить, вовсю заливая наши головы и спины тугими струями воды. Смехотворная попытка, ибо мы, можно сказать, только что со дна реки буквально вылезли, типа водяных, для нас секущие дождевые струи в окно – всё равно, что изморось для настоящего морского волка. Привычно и приятно холодят натренированное закаленное тело.

За простым человеческим отдыхом и благостными воспоминаниями, по грамульке потягивая водку с пепси, мы доехали до Бологого, которое где-то между Ленинградом и Москвой. В Бологом наш ждал завершающий сюрприз. Известно, что поезда там стоят долго. Но не бесконечно. Мы там прошли через какие-то непонятные вагонные толчки и передвижки, видимо связанные со сменой локомотива, и снова застыли на месте. Подозрительно надолго. После более получасовой стоянки в сером и дождливом Бологом, отдельные неусидчивые пассажиры выпрыгнули из теплого и по-своему уже уютного вагончика на мокрый перрон выяснить обстановку. Возвратились они назад сильно удивлённые, ибо  наш вагон стоял на отшибе многочисленных путей в гордом одиночестве, и не было перед ним ни других вагонов, ни паровоза с электровозом. Вообще ничего. Одинокий потерянный вагончик с интенсивно бурлящей жизнью внутри.

Слава Богу, всегда найдётся кто-то наиболее ушлый, толковый и пронырливый, кому всякий раз удаётся разгадать и разъяснить окружающим самые необыкновенные непонятки. Оказывается, нас вовсе не потеряли, а просто отцепили от поезда, потому что при осмотре обнаружили трещину в одной из колёсных осей. Ну и отогнали в сторонку на замену повреждённой оси.

Через некоторое время заменили ось, прицепили к другому поезду (хорошо, что в нужную сторону – видать, лимит везения еще не окончился), и погнали мы дальше уже в почти идиллической обстановке. Тут вполне уместно отметить, что умопомрачительный излишек публики куда-то понемногу самым естественным образом рассосался. Присесть на скамеечку, конечно, не удалось, но в нашем любимом клозетном тамбуре стало поспокойней, да и внутри вагона народ тоже утомился изрядно и поутих, очевидно, набирая сил перед Москвой…

На этом я и заканчиваю свой краткий отчет о нашем с Романом Алексеевичем ярком броске по маршруту Полометь - Пола. Заканчиваю, хотя проблемы, начавшиеся в том походе, не закончились по возвращению домой. Ведь мой паспорт был утерян, а что значит  утрата паспорта в нашем родном государстве – умному человеку объяснять не нужно: кто терял, то знает ¹⁾. А остальные пусть пока остаются в счастливом неведении, довольствуясь настоящими записками о достопамятном водно-пешеходном маршруте по рекам Полометь и Пола. Есть такие реки в нашей стране.

 

______________________________________

¹⁾ См. новеллу «Аусвайс, или Параллельные миры»

 

 

Подготовлено к интернет-публикации в марте-апреле 2012

НАЗАД